Осколки голограммы

Был ли в жизни Некрасова эпизод выселения, таким или иным он был – Некрасов до конца жизни оценивал его как одну из смысловых доминант и своей биографии, и, думается, петербургской жизни. Точно так же осень и ночь – не обязательно время действия в драме жизни, когда (если) совершалось это выселение. Но это значимое время действия в некрасовском тексте. Это семантически наполненная деталь. Ее литературное происхождение прозрачно.

Рассказывая Колбасину эту историю, сам Некрасов, если верить записи мемуариста, никак не охарактеризовал и не описал «сумрачный петербургский» вечер, послуживший ее отправной точкой. Описание, краткое, но точное, дал Колбасин. Оно синонимично некрасовским описаниям и другим записям некрасовских рассказов: например, «…дело было осенью – в октябре или ноябре»; «была осень, скверная, холодная осень». Ср.:

Была ужасная пора… <…>
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом. <…>
Уж было поздно и темно.
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя.

Значима и интонация рассказа, печального рассказа, истории в изустном изложении и восприятии:

Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье…
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье…
Печален будет мой рассказ.

(«Медный всадник»)[124]

Октябрь-ноябрь, время осенних наводнений – время трагедий в петербургском тексте. Импульс поэтического образа столь мощен, что слушатель в записи не затруднился дать свое описание, которое, скорее всего, не прозвучало в «записанном» рассказе поэта. Колбасин и Суворин отмечают один и тот же контраст между благополучием Некрасова-рассказчика и неблагополучием Некрасова – героя автобиографического рассказа, и в обоих случаях разговор происходит вечером. Колбасин привносит эмоциональный фон некрасовского рассказа (в сущности, некрасовского художественного мира) в описание вечера состоявшейся встречи с поэтом. Литератор – гениальный ли, как Некрасов, заурядный ли, как Колбасин, – видит мир и себя в мире сквозь призму литературы.

Название улицы в автобиографическом рассказе обретает новый оттенок смысла. Возможно, именно на Разъезжей написаны сцены болезни и выселения «бедного Клима». Название улицы в повести не упоминается. Но для тех, кто знаком с автобиографическим рассказом в записи Суворина или Кривенко, и уж конечно для тех, кто слышал этот рассказ из уст самого Некрасова, улица, где болел и был изгнан из дома «бедный Клим», легко угадывается, буквально просится на язык… Героя автобиографического романа Некрасов поселяет на Ямской, а героя устного автобиографического рассказа – на Разъезжей. Образно выражаясь, Разъезжая – имя не прототипа, а героя. Ведь Петербург в некрасовском тексте предстает как литературный герой.

Тургеневский отзыв о Н. А. Некрасове и тема биографии поэта

«Вполне одобряю твое намерение написать свою биографию; твоя жизнь именно из тех, которые, отложа всякое самолюбие в сторону, должны быть рассказаны – потому что представляют много такого, чему не одна русская душа глубоко отзовется», – писал Тургенев Некрасову 10 (22) июля 1855 г. (Тургенев П. III: 45). Биография Некрасова – и как важная страница его творчества, и как частная задача литературоведения – неразрывно связана с именем Тургенева и с тургеневским словом. Как известно, автобиографичность проявилась еще в раннем творчестве Некрасова. В период расцвета своего поэтического таланта и славы он задумал написать свою автобиографию, и этот замысел он обсуждал именно с Тургеневым, в те годы его близким другом. В письме от 30 июня – 1 июля 1855 г. Некрасов пишет: «Стихи <…> расшатывают мои нервы, и я теперь придумал для себя работу полегче и хочу по этому поводу спросить твоего совета. Мне пришло в голову писать для печати, но не при жизни моей, свою биографию, т. е. нечто вроде признаний или записок о моей жизни – в довольно обширном размере. Скажи: не слишком ли это – так сказать – самолюбиво?» (XIV-1: 203–207). Ответом Тургенева и было процитированное выше письмо, в котором он одобряет некрасовский замысел автобиографии и хвалит его стихотворение «Давно – отвергнутый тобою…» (1855): «Стихи твои к *** (А.Я. Панаевой. – М.Д.) – просто пушкински хороши – я их тотчас на память выучил» (Тургенев П. III: 44–45).