Осколки голограммы

В 1842 г. выходит «Ад» в переводе Ф. Фан-Дима (псевдоним Е. В. Кологривовой)[250]. Это издание было крупным культурным явлением: в нем слева воспроизводился текст оригинала, справа – прозаический перевод, сопровождаемый примечаниями; книга была снабжена иллюстрациями, а также введением и биографией Данте, написанными Д. Н. Струковым. С. П. Шевырев отозвался об этом переводе неодобрительно и упомянул другой, который уже начат: он имел в виду Д. Е. Мина, полностью напечатавшего свой поэтический перевод позже, а пятую песнь «Ада» – уже в 1843 г. В. Г. Белинский, напротив, с уважением говорит о труде переводчицы и о правильности того, что перевод выполнен прозой. Резкая и поверхностная критика Белинского направлена против Д. Н. Струкова, который утверждает: «Для поэзии могила есть только конец главы из жизни человека и начало другой, где развивается продолжение той же жизни в мире более обширном»[251]. Белинский увлечен социальной мыслью и настроен против мистицизма и религиозных настроений. Это время первого знакомства с Некрасовым, когда молодой поэт слушает критика особенно внимательно и в своих критических статьях солидарен с ним. Но мысль, против которой возражает Белинский: «для поэзии могила есть только конец главы из жизни человека и начало другой, где развивается продолжение той же жизни», – как показывает анализ стихотворений Некрасова, близка поэту.

В 1843 г. Некрасов еще далек от темы своей близкой смерти: ее художественная актуальность усиливается в 1850-х гг. и позднее, что связано и с житейскими обстоятельствами, и с творческой зрелостью. Но перевод Фан-Дима, первое прозаическое переложение всего «Ада», несомненно, был прочитан Некрасовым. Он упомянул его в критической статье в числе «особенно замечательных» произведений» (XI-1: 163). Напротив, о ее поэтическом переводе отрывка из XXXIII песни «Ада», напечатанном в «Новоселье» (1846), он отозвался нелицеприятно: «Мы думаем, что лучше не переводить Данта, чем переводить его такими стишищами. Кроме нескольких подражаний Данту Пушкина, мы не знаем на русском языке ничего, что бы давало хоть малейшее понятие о Дантовой поэзии…» (XI-1: 240).

Некрасов опирается на три стихотворения Пушкина 1830–1832 гг. («В начале жизни школу помню я…», «И дале мы пошли – и страх обнял меня…», «Тогда я демонов увидел черный рой…»), опубликованные после его смерти под редакторским названием «Подражания Данте». Вспомним также высказывание Пушкина, что «Единый план Дантова “Ада” есть уже плод высокого гения»[252].

Пересказ этого плана уже был питателен для ума. С большой долей вероятности Некрасов представлял архитектонику «Божественной комедии» по научным статьям и пересказам близких знакомых, владевших иностранными языками (А. В. Дружинина, И. С. Тургенева, В. П. Боткина, А. И. Герцена); был знаком с сюжетом и основной мыслью «Ада» и (предположительно) частично «Чистилища» благодаря русским переводам. В пушкинских стихах он увидел поэтическое освоение мысли Данте о греховном человеческом пути, прилагаемой к собственному индивидуальному опыту.

Первый полный поэтический перевод «Ада», выполненный Д. Е. Мином, Некрасов встретил печатной похвалой в критических статьях «Дамский альбом» (XI-1: 107) и «Заметки о журналах за декабрь 1855 и январь 1856 года» (XI-1: 224): «замечательное явление 1855 года, перевод Дантова “Ада”. “Современник” изготовляет критический очерк о труде г. Мина, а между тем появление Данта в русском переводе побудило нас поспешить помещением статьи Карлейля о Данте» (XI-1: 224). (Обещанная статья в «Современнике» не была напечатана.)

По-видимому, в сороковые годы XIX в. этическая мысль поэмы Данте, ее художественный язык могли представлять для Некрасова признанный эталон великого творения, но не питать его поэтическое творчество. Начиная же с пятидесятых годов и до самых последних произведений в лирике Некрасова усиливаются мотивы смерти (физической и метафорической), покаяния, исповедальности.

Стихотворение «Выбор», написанное в конце 1867 г., более других в его лирике близко по образности к песням «Ада»[253].

* * *

Упомянутая связь с «Адом» Данте, проявляющая себя на уровне символических мотивов и образов, становится понятней, если рассматривать «Выбор» в ракурсе принадлежности его к группе текстов, носящих характерное название покаянной лирики Некрасова.

Вообще, как уже было показано, стихотворение «Выбор», развивающее мотивы жизни и смерти, смерти и бессмертия, их метафорику и диалектические смысловые переходы, являет характерные особенности поэтики Некрасова. В развитии онтологической темы (жизни, смерти, бессмертия) это стихотворение органично связано и с «поминальной» лирикой Некрасова, посвященной умершим современникам (В. Г. Белинскому, Н. В. Гоголю, Н. А. Добролюбову)[254], и с его интимной лирикой, активно использующей элегические мотивы и образы кладбища, гроба, смерти, а в описании горя и слез – библейскую символику (выражение «быть во глубине вод» означает «страдать»)[255].