Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Для Акта о богохульстве 1698 года характерен двойной парадокс. С одной стороны, формально он сохраняет свою силу и в нашем тысячелетии, но реально не был эффективен, возможно, отчасти потому, что дела о богохульстве рассматривались в рамках общего, а не статутного права. С другой стороны, этот акт был далек от практики также потому, что относился к богохульству скорее как к обычному отклонению от веры: речь шла о «мнении», а не о выражении мнения, о дурных словах. Соответственно, уважаемые ученые и их публикации до и после 1700 года подвергались проверке на предмет богохульства – например, математик Уильям Уистон. Он публично выразил убеждение, что арианство было подлинной верой ранней церкви. Сэмюэл Кларк со своей теологией разума (как и Уистон из круга Исаака Ньютона) или позднее Бернард де Мандевиль со своей «Басней о пчелах» (впервые опубликована в 1713 году), бросившей вызов христианской морали, также подверглись публичным нападкам[705]; однако никто из них не был осужден.

С лондонским теологом Томасом Вулстоном дело обстояло иначе. В 1729 году он был приговорен к крупному штрафу и тюремному заключению. Ему пришлось отбывать срок, так как он не смог собрать большую сумму залога и умер после четырех лет заключения. Вулстон написал серию популярных трактатов об отдельных чудесах Иисуса, в том числе (уже находясь в тюрьме) о воскрешении Лазаря и воскресении Христа. То, что сам автор считал аргументом против буквального прочтения Библии или за ее аллегорическое толкование, оппоненты Вулстона расценили как ужасное богохульство. Прокурор говорил о его книге «Рассуждения о чудесах нашего Спасителя» («Discourses on the Miracles of Our Saviour») как о «самой богохульной книге из когда-либо вообще опубликованных, в которой наш Спаситель сравнивается с фокусником, магом и мошенником, а Священное Писание превращается в нелепую и гротескную шутку»[706].

В глазах своих оппонентов Вулстон отличался от других религиозных вольнодумцев своего времени не столько смелостью своих мыслей, сколько провокационным и полемическим стилем своих публикаций. Именно в этом ключе главный судья лорд Реймонд инструктировал присяжных в процессе по делу Вулстона: признание подсудимого в том, что он хотел показать истинную основу христианства, не защитило его от наказания, так как он высмеивал Священное Писание. В этом контексте судья прямо сослался на тезис Хейла о том, что христианство является частью законов страны. Действительно, суд не хочет вмешиваться в научную дискуссию о богословски спорных моментах. Но если топор направлен на корни христианства, это, очевидно, влечет за собой упадок светской власти[707]. В то время как по большому счету неэффективный Акт о богохульстве был обращен на содержание веры, решающее различие между содержанием и формой, материей (matter) и способом выражаться (manner) стало очевидным в области общего права: характер богохульства как непристойного унижения священного был вновь подтвержден. В эпоху растущей толерантности форма выражения стала еще более важной по сравнению с содержанием: если власти и «доброе» общество больше не объявляют вне закона нетрадиционные религиозные взгляды, то, по крайней мере, насмешливое, злобное или даже пренебрежельное отношение к религиозным вопросам должно оставаться под постоянным запретом.

С другой стороны, каждый, кто, подобно лорду Хейлу, в качестве обоснования запретов на богохульство делал упор на функции религии по сохранению государства и общества, а не на истинно религиозную точку зрения, должен был быть готов к открытым возражениям. Эти возражения после 1700 года обозначались все более четко. Сам преступный Вулстон считал слово «богохульство» «призраком», которым пугали людей. Полностью упразднить этот призрак хотел автор, писавший под псевдонимом Джон Уиклиф, в 1729 году выдвинувший далеко идущие требования. Он хотел, чтобы государство и церковь были полностью разделены, и, соответственно, отвергал притязания государства на рассмотрение религиозных отклонений в качестве преступлений. Самые крайние позиции, будь то арианство, антитринитаризм, деизм или даже полное неверие, не должны подпадать под юрисдикцию государства, считал Уиклиф.

Религия всегда выживет, несмотря на то, что ее догмы и духовенство подвергались яростным нападкам. И наоборот, король, лорды и обычные люди могут продолжать существовать, торговля может процветать, а суды могут продолжать функционировать независимо от того, стало ли учреждение арианским, иудейским или даже неверующим[708].