Долгое время в этом конфликте стороны казались четко разграниченными: с одной стороны – доминирующие системы верований, представленные рука об руку церковью и государством; с другой стороны – неортодоксальные и непривилегированные, которые бросали вызов доминирующим системам или были поставлены ими на место. Теперь эта линия фронта была смещена, насмешливых аутсайдеров вдруг обвинили в том, что они представляют господствующее мнение.
Внезапно стало непонятно, была ли их насмешка направлена против фундаменталистских клерикальных мулл или против дискриминируемых иммигрантов из «третьего мира»; и был ли роман Рушди антиколониальной притчей, написанной мигрантом, или культурной эксплуатацией исламской религиозной истории беспринципным светским делягой[971]
.2004: убийство в Нидерландах
Между 1989 годом, когда была принята фетва, и следующим глобальным конфликтом из-за богохульства, спором о карикатурах 2005 года, прошло полтора десятилетия обостренного столкновения культур. Шокирующая атака на башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года стала переломным моментом. Три года спустя убийство Тео ван Гога 2 ноября 2004 года вновь подняло в глазах общественности вопрос о богохульстве. Голландский режиссер ехал на велосипеде в центре Амстердама, когда его догнал и застрелил другой велосипедист[972]
. Мохаммед Буйери, голландец с марокканскими корнями, перерезал горло своей тяжелораненой жертве, а затем приколол мясницким ножом к ее груди пятистраничное письмо с признанием, призывая к священной войне против неверных и убийству других названных по именам людей. После этой уличной казни убийца вступил в перестрелку с полицией, вероятно, с целью умереть как мученик. Однако он был арестован и позже предстал перед судом. Перед тем как его приговорили к пожизненному заключению, в своем последнем слове Буйери заявил, что ни о чем не жалеет и в любой момент совершит преступление снова. Как мусульманин он был обязан «отрубить головы всем тем, кто оскорбляет Аллаха и его пророка»[973].Тео ван Гог в некотором смысле был вероятным объектом ненависти экстремистов. Он привлек к себе внимание не столько своими кинематографическими работами, сколько своими необычными оскорблениями. В частности, его жертвой стал Леон де Винтер, писатель еврейского происхождения, которого он обвинил в использовании своего еврейства для саморекламы. Ван Гог не стеснялся самых отталкивающих выпадов: например, что де Винтер якобы мог удовлетворить свою жену, лишь «обмотав стальную проволоку вокруг своего члена и крича „Освенцим!“» при достижении кульминации. Эвелин Ганс, молодая еврейка, критиковавшая эти высказывания, быстро стала следующей жертвой ван Гога. Он приписал ей «влажные сны», в которых «ее трахал доктор Менгеле, врач из Освенцима». Но и разгневанные христиане уже подали в суд на ван Гога за то, что он назвал Иисуса «этой гнилой рыбой из Назарета»[974]
. Мусульмане, которых он неоднократно называл «козотрахателями», были, таким образом, не единственными объектами его оскорблений. Сам ван Гог видел себя в традициях великих голландских писателей послевоенного времени Виллема Фредерика Херманса и Герарда Реве, которые оба предстали перед судом за резкие высказывания на религиозные темы. В романе, опубликованном в 1951 году, Херманс вложил в уста персонажа оскорбительные замечания о католиках («самая грязная, самая подхалимская, самая заблуждающаяся, самая отсталая часть нашего народа»). Реве, который был пылким приверженцем Римско-католической церкви и решительным критиком левых, был обвинен в богохульстве в 1966 году за некоторое описание в своем романе. Процесс прошел все инстанции, прежде чем Верховный суд окончательно снял обвинения[975].