Впрочем, представление о рассудительных «ученых» или «нотаблях», способных усмирять революционные толпы, — это, в сущности, не более чем социальная конструкция. Потому что случаются и ситуации противоположные, когда нотабли или люди из «хорошего общества» призывают к разрушению либо ради того, чтобы усмирить эти толпы, с которыми якобы нельзя справиться никаким иным способом, либо ради удовлетворения собственных амбиций. Все в том же феврале 1831 года мэры двух парижских округов по собственной инициативе предлагают убрать кресты с бурбонскими лилиями с церкви Сен-Жермен-л’Осеруа[1315]
и с собора Парижской Богоматери, — чтобы, по их собственным словам, избежать разрушений более масштабных. В Монпелье и в Лилле в сходных обстоятельствах студенты и буржуа антиклерикальных взглядов возглавляют иконоборческие акции и призывают снести крест католической миссии в первом городе и свалить на землю, а затем разбить статую герцога Беррийского — во втором.Однако, несмотря на все перечисленные эпизоды, очевидно, что иконоборцы не в меньшей степени, чем все прочие, исходят из необходимости охранять наследие. Поэтому в большинстве своем они действуют с хирургической точностью. Если время восстания — это эпоха заочных казней и поносительных процессий, то время революционное и послереволюционное — период изъятий точечных и тщательно оговоренных. Иконоборчеством занимаются в основном профессионалы, рабочие или художники; действуют они очень технично и занимаются в основном миниатюрными эмблемами. С этой хирургической точностью, например, происходит удаление лилий с публичных памятников и церковных зданий в 1831 году. В этом отношении интересна ситуация в Лилле, очень подробно документированная. После разрушения статуи герцога Беррийского на Концертной площади муниципальные власти решают положить конец иконоборческому кризису, а для этого с 17 февраля по 8 марта 1831 года возглавляют масштабную кампанию по избавлению города от предосудительных знаков, как то: живописный портрет и бюст Людовика XVIII в салоне мэра, остатки статуи герцога Беррийского на Концертной площади, его надгробие в церкви Святого Маврикия, лилии в театральных залах и на пожарной каланче, а также внутри и снаружи четырех церквей. Три плотника возводят и разбирают леса; архитектор и инспектор, надзирающий за работами, контролируют процесс; возчики увозят «полные тачки мусора»; столяры осторожно снимают лилии и убирают в запасники изображения Людовика XVIII; слесарь и кровельщики распиливают металлические лилии и крест; каменщики и рабочие, счищающие песок, разбирают камень за камнем памятники, посвященные герцогу Беррийскому, в частности надгробие над могилой в церкви Святого Маврикия, где похоронены его внутренности[1316]
. Внутренности откладывают в сторону и сохраняют отдельно, а аллегорическую скульптурную группу старательно разбирают на части: статую религии спрятали за исповедальней, а затем использовали в церкви для украшения крестного пути на Голгофу, аллегорию Лилля с цветком лилии в руке отвезли на склад скотобойни, а мраморный медальон с изображением герцога «продали старьевщикам»[1317]. Разделение труда, хирургическая точность при удалении знаков, сохранение или вторичное использование памятников: иконоборчество отдаляется от карательного правосудия, распространенного во время восстания.