Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

Консервативное иконоборчество «партии порядка» в основном прикрывается ссылками на законы и на охрану общественного порядка. Конечно, порой иконоборцы позволяют себе провокационные выходки вроде эпизода в Жонкеретте (департамент Воклюз), где учитель-демократ, осмелившийся украсить свою классную комнату бюстом Свободы, регулярно подвергался издевательствам: дети «белых» муниципальных советников по окончании мессы носили мимо его окон соломенные манекены, а затем сжигали их с криками «Долой Марианну! Долой соломенную задницу!»[1451] Но в основном осенью 1848-го, а затем весной 1849 года благодаря новому соотношению сил иконоборчество институционализируется. По приказу властей все знаки красного цвета постепенно убираются из публичного пространства в самом широком смысле слова, то есть со всех видимых поверхностей, включая крыши и окна частных жилищ. Осенью 1848 года подобная инициатива исходит снизу в связи с беспорядками в департаменте Воклюз. В ноябре этого же года после банкета авиньонских социал-демократов, без зазрения совести демонстрировавших красные эмблемы, муниципальные власти, префект и министр внутренних дел приходят к выводу о возмутительном характере «красного колпака», и префект своим постановлением приказывает убрать во всем департаменте красные колпаки «с публичных площадей и зданий», а также с «древков знамен, вывешенных над частными домами». Охоту на знаки ведут жандармы, посланные префектом; они обследуют одну коммуну за другой под бдительным надзором членов «партии порядка», которые спешат обличить мэров, действующих недостаточно активно.

Но особенно мощно развернулась охота на красные знаки в 1849 году; на сей раз приказы спускались сверху вниз. Очень консервативный министр внутренних дел Леон Фоше, «республиканец с завтрашнего дня»[1452], накануне важных майских выборов в законодательное собрание берется за дело. Напуганный идеалом равенства и тайными обществами монтаньяров, он видит современное общество так: «Во Франции осталось всего две партии: партия грабежа и партия собственности»[1453]. Исходя из этого, нетрудно понять его стремление избавиться от знаков беспорядка: иконоборчество выступает противоядием от грабежа, оно приближает возвращение к общественному порядку. В марте 1849 года Фоше рассылает префектам циркулярное письмо, напоминающее о символической чистке 1815–1816 годов:

Красное знамя призывает к восстанию; красный колпак пробуждает воспоминания о крови и трауре; выставлять напоказ эти печальные эмблемы — значит провоцировать неповиновение. <…> Вам надлежит, опираясь на статьи декрета от 11 августа 1848 года и на приказы правительства, запретить и немедленно искоренить вышесказанные возмутительные эмблемы, если же, против ожидания, вы почувствуете угрозу физического сопротивления, вы призовете на помощь военных, дабы сила осталась на стороне закона.

Открытое и решительное искоренение красных знаков призвано служить политическим уроком всем тем, кто желает поделить всю собственность поровну. Префект, заподозренный в том, что ликвидировал красный колпак ночью, получает от министра резкий выговор: «Должен вам заметить, что правительство не боится действовать при дневном свете и что его слуги должны атаковать дух мятежа прямо и без боязни»[1454].