Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

Система была не столь совершенна, как описывал Бусбек[519]. Новобранцы помнили родину. Соколлу Мехмед-паша, великий визирь сербского происхождения, родившийся в Боснии, построил знаменитый мост через реку Дрина в Вышеграде и восстановил Сербский патриархат в Пече[520]. Новобранцы сохранили родные языки и одевались в привычные костюмы. Они поддерживали отношения с членами семьи, следя за тем, чтобы родственники также занимали высокие посты в администрации или вооруженных силах. Существовала жестокая конкуренция между новобранцами из Юго-Восточной Европы (Албания и Босния) и с Кавказа (Абхазия, Черкесия и Грузия). Возникало также соперничество между албанскими и боснийскими группировками в администрации и вооруженных силах. Интеллектуал боснийского происхождения изобразил албанцев мятежными, трусливыми, упрямыми, невежественными, жестокими и уродливыми[521]. Такая групповая конкуренция создала этнические стереотипы: албанцы были импульсивно жестокими, абхазы – мастурбирующими простаками, а черкесы – грязными ворами. Подобные клише создавались для того, чтобы помешать мужчинам того же происхождения выйти за рамки выражения солидарности и разжечь мятеж, стать более лояльными к своей этнической группе, чем к султану.

Стамбул во времена правления Сулеймана I являлся одним из крупнейших городов Европы с населением до трехсот пятидесяти тысяч человек, треть из которых были христианами[522]. Как отмечалось ранее, Сулейман I приветствовал евреев и мусульман, насильственно обращенных в католицизм в Испании; они поселились в том же районе Галата, что и римские католики[523]. Каждый район Стамбула приобрел особый этнорелигиозный характер, хотя население большинства из них было разнообразным. Здесь не возникало гетто, как в христианской Европе. К концу XVII века в Стамбуле жило, по примерным оценкам, около полумиллиона человек, включая двести десять тысяч христиан и сорок тысяч евреев[524].

Таким образом, город был микрокосмом империи, настоящим живым «словарем»: абхазский, албанский, арабский, армянский, ашкеназский и австрийский; боснийский и болгарский; каталанский, черкесский, кордовский, крымский и хорватский; далматинский; египетский; французский; грузинский, немецкий и греческий; венгерский; индийский, иранский, иракский и итальянский; еврейский; караимский и курдский; лазский; македонский и молдавский; палестинский, польский и португальский; рагузанский, цыганский, румынский и русский; сефардский, сербский, сицилийский, испанский, суданский и сирийский; татарский, туркменский и турецкий; узбекский; венецианский и влахский[525]; валашский и западноевропейский; йеменский; и заза[526]. Были там и османы, стоявшие выше всех национальных и этнических категорий.

Имперский синтез: светское право и исламское право

Шейх-уль-ислам – бывший муфтий Стамбула, ведущий юрисконсульт – давал юридические заключения по юридическим вопросам, касавшимся соответствия политических решений исламскому праву. При Эбуссууде-эфенди, который занимал этот пост при Сулеймане I и Селиме II, шейх-уль-ислам стал религиозным главой, производя все педагогические и судебные назначения. Его можно сравнить с христианским патриархом.

Ничего подобного не было замечено в исламской истории. Точно так же как великий визирь был заместителем султана, обладающим теми же политическими полномочиями, шейх-уль-ислам был его религиозным заместителем. Он выдвигал кандидатуры на религиозные посты, назначал судей и возглавлял систему продвижения по службе. Муфтий Стамбула являлся независимой фигурой, но шейх-уль-ислам входил в государственную администрацию.

Религиозный закон стал рычагом власти султана, узаконивающим практику или действия, нарушающие исламское право. Сбор не должен был быть разрешен, поскольку это влекло за собой порабощение подданных и насильственное обращение их в ислам. Аналогичным образом, рабский статус правящего класса, а не только солдат, также был необычным.