Как я уже не раз писала в других своих работах (Tseëlon 1994; Tseëlon 1995; Tseëlon 2012a; Tseëlon 2012b), вдумчивое изучение теории знаковых структур Бодрийяра приводит к выводу, что она согласуется с историческим анализом европейской сарториальной репрезентации, о которой я буду говорить далее. Режим имитации соответствует ее досовременной стадии – это «стадия одежды»; режим производства соответствует стадии модерна, или «стадии моды»; а режим симуляции соответствует стадии постмодерна, или «стадии постмоды».
На протяжении всей истории Европы одежда служила знаком, позволявшим разделять людей сообразно их классовой принадлежности. С античных времен, когда центрами европейской культуры были Греция и Рим, дороговизна материалов и изощренность работы отличали одеяния знати от одежды простолюдинов. Так было и в период расцвета Византии, и в Средние века, но начиная с XIV века разделение становится все более заметным, и именно к этому столетию относят момент рождения европейской моды (см.: Laver 1985; Wilson 2013). Аспектом, оказавшим принципиальное влияние на всю историю одежды, является дефицит ресурсов, который отчасти и породил заключенную в ней иерархическую символику. Естественный дефицит обеспечивает «гарантию эксклюзивности» (Goffman 1951). Дефицит может быть обусловлен как ограниченностью природных источников сырья (такого, как шкурки некоторых пушных зверей или золото и драгоценные камни), так и относительной недоступностью рукотворных материалов (к примеру, до XV века весь шелк Европа импортировала из Восточной Азии). Таким образом, можно сделать вывод: экономические ограничения эффективно содействовали поддержанию социального порядка, поскольку дорогие материалы были доступны лишь представителям высших сословий. Слуги и рабочий люд носили простую одежду из шерсти; шелка и ткани, окрашенные в яркие цвета, были им не по карману и не по рангу, так же как и декоративные детали, которые украшали одежду господ (Black & Garland 1975). Мех, который добывался в больших количествах или не имел вида (грубый, тяжелый, тусклый), использовали в своем гардеробе люди из низших социальных слоев, тогда как изысканные, легкие и шелковистые, меха, как правило, более редкие (в том числе и потому, что производятся из шкурок мелких животных) носили самые богатые и знатные члены общества (Ewing 1981). Сегодня существуют другие примеры механизмов иерархического разделения – например, производство и продажа вещей ограниченными сериями, избыточное потребление, закрытые распродажи и бутики для избранного круга, куда можно попасть только по приглашению.
В XIV веке расширение торговли и увеличение объемов производства шерсти, а также развитие ткачества, сделали прежде достаточно дорогие материалы доступными для городского среднего класса, который активно формировался, увеличивал численность и набирал силу в тот же период. Эти процессы создали угрозу для иерархии феодального общества, в которой классовый порядок поддерживался с такой строгостью, словно он был раз и навсегда установлен божественной властью. До тех пор, пока классовая система оставалась стабильной и неколебимой, изменчивость моды почти не затрагивала низшие слои общества. Система пошатнулась, когда «городская верхушка начала предпринимать шаги к тому, чтобы занять позиции, которые уравняли бы ее со старой феодальной знатью» (König 1973: 111). Ответом на этот вызов стало принятие законов о роскоши, которые, появившись в XIII веке, в эпоху Ренессанса действовали во многих европейских странах. По сути, это была попытка привести гардеробные практики в строгое соответствие с социальным статусом, точно регламентируя, какие материалы могут и не могут быть использованы в одежде представителей различных классов и сословий; подробные указания касались не только типа, но и качества тканей.
До XIV века формы предметов одежды оставались почти неизменными. Но к концу этого столетия одежда начала видоизменяться, благо законы не регламентировали ее стили. Эта тенденция привела в движение процесс дифференциации – у аристократии появилась возможность подчеркнуть свой особый статус, осваивая новые моды быстрее, чем остальное общество. Только спустя какое-то время представители низших классов получали возможность перенять новый стиль одежды, но в несколько переиначенном виде, так как им приходилось использовать менее роскошные материалы или донашивать вещи за своими господами. Эта динамика отражена в «теории вертикального просачивания» Георга Зиммеля (1904): в тот момент, когда низшие классы начинают копировать характерные черты нового стиля, высшие классы отказываются от него, находя взамен новый (подробнее теория Зиммеля обсуждается в главе 3).