Технологические достижения эпохи промышленного капитализма, отсчет которой начался в Британии в середине XVIII века, способствовали демократизации моды. Особенно значимы в этом отношении изобретение швейной машины и стойких, не боящихся стирки красителей. Последнее снизило стоимость материалов и сделало яркие ткани, некогда бывшие исключительным достоянием аристократии, доступными для массового рынка. Индустриальная революция привела к появлению границы между публичной и приватной сферой, не существовавшей в Средние века. Современные технологии повысили мобильность, ускорили темп жизни и умножили социальные роли. Установился новый порядок, при котором род профессиональных занятий (приобретенный статус) определял социальное положение в большей степени, чем происхождение (статус, присвоенный от рождения). Появление униформы, соответствующей определенным должностям и чинам, то есть способствующей поддержанию субординации в местах работы, было связано с тем, что обычная одежда уже не давала достаточно точного представления о ранге, но вместо этого несла информацию иного рода: чем человек занят в данный момент (одет для работы или для отдыха), в какой обстановке находится (формальной или неформальной), какое сейчас время суток (одежда из дневного или вечернего гардероба). Кроме того, одежда приобрела выраженные гендерные черты и даже получила способность отражать умонастроения конкретного человека.
В XIX веке мода шла в ногу с жизнью буржуазии, все более неоднородной и многоролевой. Традиционный социальный порядок пошатнулся, и ответом на угрозу стало возникновение альтернативной системы демаркации. Таким образом, когда одежда перестала служить индикатором статуса по причине своей стилистической однородности, начала формироваться тонкая экспертная система, которая позволяла улавливать статусные различия между аристократией и нуворишами (см.: Sennett 1976). Эта система кодировала мельчайшие детали внешнего облика и была понятна лишь посвященным. Она присваивала этим деталям значения, которые отображали характер или социальное положение индивида. Кроме того, она ассоциировала некоторые сарториальные практики с определенными моральными ценностями. К примеру, понятие «учтивость» (gentility) в том значении, которое в XIX веке в него вкладывали поместные дворяне, противопоставляя подлинное благородство культурным притязаниям нуворишей, включало в себя этический код «noblesse oblige». Этот код налагал на леди и джентльменов обязательства придерживаться определенного стандарта поведения – следовать этикету, внешне выглядеть благородно, вести себя учтиво и сдержанно, не выходя за рамки приличий.
В 1960‐х годах постмодернизм решительно отверг все, что могла предложить господствующая культура и эстетика. Конструктивно это проявилось в плюрализме архитектурных форм, фрагментированности стилей, размывании границ и сопровождавшем все это ощущении романтического своеволия. Таким образом, на смену слаженности, абсолютизму и определенности модернизма пришли разъединенность, субъективность и противоречивость. В западной науке постмодернизм заявил о себе, спровоцировав кризис репрезентации и поставив под сомнение ее авторитет и универсальные истины. В результате этого эпистемологического перелома универсалистские толкования человеческой природы стали уступать место контекстуализированным суждениям, учитывающим факторы времени и места. Иными словами, обобщающие «великие рассказы» уступили место многообразию «истин повествования», отражающему условность всякого дискурса (более подробную информацию о постмодернистском мышлении можно найти в следующих источниках: Bauman 1999; Burr 2003; Drolet 2004; Jencks 2011). В постмодернистский культурный переворот был вовлечен и мир моды, что привело к отходу от традиций, ослаблению норм, большему стремлению подчеркивать индивидуальное своеобразие и одномоментному сосуществованию множества стилей. В результате модные стили отчасти утратили ясность в качестве разделяемых значений.
В ряде своих работ (Tseëlon 1994; Tseëlon 1995; Tseëlon 2012b) я попыталась спроецировать бодрийяровскую трактовку природы означивания на эти три стадии сарториальной репрезентации и в результате выстроила модель, которую можно представить в виде таблицы.
Таблица 12.1. Порядки симулякров по Бодрийяру, соотнесенные с хронологическими этапами означивания в моде