Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Таким образом, в книге «Отличие» Бурдьё старается деэссенциализировать представления о вкусе и продемонстрировать зависимость культурных практик от произвола социальных условий. Одновременно он обращает внимание читателей на то, что культура исполняет значимую функцию вектора социальных различий. Доминирующая культура – это культура господствующего класса, интересы которого связаны с удержанием привилегированных позиций; эта цель достигается за счет производства и воспроизводства признанных этим классом ценностей и легитимизации им собственного вкуса как хорошего. Культурные практики являются продуктом классового антагонизма и в то же время множат классовый антагонизм; культура – явление, замешанное во властных отношениях и классовых отличиях161. Так, анализируя содержание популярных в Британии телевизионных реалити-шоу, затрагивающих «проблемы гардероба и стиля», в частности What Not To Wear162, Анджела Макробби, опираясь на работы Бурдьё, приходит к выводу, что, насаждая стандарты внешности, одобренные и принятые средним классом, подобные программы порождают и легитимизируют классовые различия и конкуренцию, в первую очередь среди женщин (см.: McRobbie 2005).

В «Отличии» Бурдьё приводит в качестве примера одежду, чтобы пояснить идею классовой структурированности вкусов и продемонстрировать, как эта структурированность порождает практики различения. Он пишет: «Под модой подразумевается последняя мода, новейший отличительный признак. Утратив силу знака отличия, эмблема класса (во всех смыслах этого слова) мгновенно тускнеет. Когда мода на мини-юбки добралась до шахтерских городков на севере Франции, ей пришел конец – настало время начинать все сначала» (Bourdieu 1993b: 135). Здесь Бурдьё как будто вторит Зиммелю, который был убежден, что модные тренды берут начало на вершине социальной иерархической пирамиды и постепенно просачиваются вниз, то есть копируются и присваиваются низшими классами (см.: Simmel 1971, а также главу 4 этой книги). Эта модель, часто называемая теорией просачивания, объясняет феномен моды исходя из представлений о классовых различиях и соперничестве, основанном на подражании.

Явные недостатки теории просачивания обсуждались многими авторами (см., к примеру: Crane 2000; Edwards 2010; Rocamora 2002a). Таким образом, легко обнаружить слабое место и в работе Бурдьё. Действительно, несмотря на то что Бурдьё часто называют одним из самых влиятельных мыслителей XX столетия (см.: Silva & Warde 2010: 157), систему его теоретических взглядов критиковали многие, хотя уже сам этот факт можно рассматривать как свидетельство огромной популярности его работ, а критику – как следствие, логично вытекающее из внимательного и вдумчивого отношения читающих к содержанию его текстов. Объем, установленный для этой главы, не позволяет охватить все спорные моменты и все аргументы критиков, поэтому ниже я коснусь лишь тех критических замечаний, которые повторяются чаще всего. (Если же вы хотите более глубоко погрузиться в обсуждение сильных и слабых мест теоретических взглядов Бурдьё, я рекомендую обратиться к книге Дэвида Шварца «Культура и власть. Социология Пьера Бурдьё», см.: Swartz 1997.)

Хотя Бурдьё разработал концепцию габитуса отчасти для того, чтобы обойти дихотомию «структура – агентность», находящуюся в фокусе внимания большинства социальных наук, его анализ в какой-то момент отклонился от заданного курса в сторону структуралистского и детерминистского полюса, отводя габитусу роль скорее матрицы для воспроизводства, чем ресурса, наделяющего агента способностью к изменениям (Devine 2010: 152; Lamont 1992; Reay 2010; Rocamora 2001). Как замечает сам Бурдьё, «практики, которые продуцирует габитус <…> всегда имеют тенденцию воспроизводить те самые объективные структуры, продуктом которых они в конечном счете оказываются» (Bourdieu 2000a: 257). Таким образом, может сложиться впечатление, что «вместо того чтобы подняться над этой оппозицией в своих работах, Бурдьё парадоксальным образом подчиняется ее диктату» (Swartz 1997: 54). В своей концепции габитуса Бурдьё рассматривает агентов, движимых стремлением к выгоде, стратегически действующих игроков, заинтересованных исключительно в том, чтобы максимально увеличить собственный выигрыш (пускай и неосознанно, о чем уже было сказано выше). Этот подход подвергался критике за то, что в нем все агенты представлены расчетливыми стратегами и, соответственно, игнорируются бескорыстные действия и не рассматриваются такие побудительные мотивы, как эмоции и страдание (см., к примеру: Devine 2010: 153; Skeggs 2004).