Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Слово «деконструкция» можно записать так, чтобы наглядно показать, что в нем сосуществуют два термина: де(кон)струкция. Такое написание подчеркивает, что деконструкция текста работает в двух направлениях, то есть может производить де-структивные операции, разрушая целостность текста, дестабилизируя его структуру, извлекая из нее составляющие элементы, смещая значения противоположных терминов, – и одновременно формировать или кон-струировать новое понимание того, как работает текст, его возможностей и их пределов. Модный обозреватель The New York Times Эми Спиндлер охарактеризовала деконструкцию в моде как «„действие, направленное на разбор конструкции предмета“. А это значит, что деконструкция не ограничивается тем, что подкладка жакета, к примеру, может оказаться снаружи или рукава будут существовать сами по себе, а создает новые представления о функциях вещи» (Spindler 1993: 1). Ниже я продемонстрирую, как двунаправленность деконструкции, или «раз-делывания» (un-making), проявляется в моделях модного бренда Maison Margiela – с одной стороны, как дань уважения искусству портных (чей труд обычно остается не замеченным, если вещь имеет законченный вид), а с другой, как напоминание об истории культовых предметов одежды. Приставка «раз-» («un-») в слове «раз-делывание» (un-making) выделена курсивом, чтобы сделать акцент на том, что этот подход позволяет удержать хитросплетение процессов создания модной одежды в парадоксальном состоянии неразрешимости. Тем самым внимание привлекается к внутренней двунаправленности модной одежды и к возможности двойственного мышления о ней. Эта двунаправленность заведомо подразумевает возможность краха, риск просто испортить или уничтожить вещи, лишив их целостности, или столкнуться с непониманием, порождающим ложные трактовки и обвинения в вандализме, нигилизме и неумении создавать законченные произведения.

Дестабилизация текста: переплетение смыслов и след моды

Действующие компоненты, которые Деррида вычленяет при скрупулезном вчитывании в текст, можно обнаружить и в объектах, имеющих непосредственное отношение к моде, – вещах из повседневного гардероба, дизайнерских моделях, модном теле, журналах мод, статьях о моде, фотографиях, фильмах. Это открытие побуждает взглянуть на них как на тексты, выстроенные исходя из некоторой внутренней логики и состоящие из множества знаков, сложно взаимодействующих между собой, что объясняет, почему иногда в них находят разные, порой противоречащие друг другу смыслы. Сам Деррида никогда не писал о моде, в отличие от другого французского мыслителя – Ролана Барта, который сделал моду объектом семиотического анализа и оказал существенное влияние на развитие методов ее интерпретации как языка и коммуникативной системы (см. главу 7). В определенном смысле Деррида может быть назван последователем Барта, одержимого страстью к расшифровке литературных и неписаных текстов, продукции популярной культуры и медиа, и отпрыском поколения философов, благодаря которым вторая половина XX века стала для континентальной Европы, и в первую очередь для Франции, периодом расцвета гуманитарной мысли. Этих мыслителей занимал вопрос о смысле культуры (см. вводную главу этой книги). Вслед за Бартом (Barthes 1967) и Фуко (Foucault 1969), обсуждавшими в своих работах вопрос об авторском замысле и намерении, Деррида пытался определить границы, за которыми заканчивается власть автора «полностью контролировать конечный смысл всех своих устных и письменных высказываний» (Butler 2004: 32). Таким образом, происходит отступление от традиционных представлений, согласно которым смысл вкладывается в текст только его автором или создателем, и признание того, что смысл текста интертекстуален или, говоря иначе, что текст является продуктом взаимодействия сигнификаций, берущих начало из множества разных источников. В этой переосмысленной концепции авторства читателю отводится активная роль интерпретатора текстов, которые наполняются смыслом за счет ассоциативных связей с другими текстами. Кэролайн Эванс напоминает нам о том, что модная одежда обладает даром речи или коммуникативной способностью и «она говорит независимо от воли тех, кто ее создает» (Evans 2003: 6). Суть здесь не в том, чтобы полностью развенчать авторитет создателя, автора или производителя, но в том, чтобы возложить на читателя активную роль, признать его соучастником в работе над интерпретацией текста; то есть речь идет о том, что Барт называл «рождением читателя» (Barthes 1967; Silverman 1994: 28).