Это «нечто важное» красной нитью проходит через все высказывания и работы, в которых Батлер пытается поместить ситуативные телесные практики в специфический социальный и исторический контекст, из которого они берут свое начало. При этом подходе такие категории, как гей-экипировка, лесбийский шик, и значения самих предметов одежды требуют уточнения до нюансов, потому что иначе невозможно провести детальный анализ сложных социальных формаций, в которых они возникли и благодаря которым стали тем, чем стали. История производства предметов одежды, свойства использованных в них материалов, сети распространения, обеспечивающие доступность этих предметов, – все должно стать предметом анализа. Кроме того, Батлер настойчиво ставит под сомнение базовые представления о сексуальности, и не важно, идет ли речь о том, как они воплощаются в одежде, или о том, как их описывает теория Фрейда (см. главу 2). Сексуальное желание и сексуальная привлекательность, так часто обсуждаемые в контексте анализа моды, требуют радикального переосмысления. Больше всего Батлер не устраивают, если можно так выразиться, «величайшие хиты» Зигмунда Фрейда – данное им достаточно четкое определение эдипова комплекса и то, как он описывает устремления фетишистов и объекты фетишизации; она настаивает на том, что для понимания такого сложного явления, как сексуальность, необходимо мыслить иными категориями, число которых будет увеличиваться174
.С тем же настроем Батлер подходит к наследию другого крупного игрока на поле исследований моды, стоявшего у истоков этого направления и ставшего для него еще одной канонической фигурой. Я имею в виду Ролана Барта, который исходил из того, что мода – это язык, и подверг грамматику этого языка тщательному разбору в своей книге «Система моды», считающейся праматерью всех дальнейших исследований моды (см. главу 7). Барт использовал семиотический подход; его интересовали значения – процесс их формирования, введение в оборот, циркуляция. Он утверждал, что мода – это лингвистическая структура, а одежда ее материальное выражение. Согласно этой структуралистской логике, все без исключения может быть модным; модность вещи определяется не ее природой, а тем положением, которое ей отводится в системе моды. Если за серией знаков надежно закрепилось определенное значение, они будут продолжать его транслировать, даже если объекты, служащие носителями этих знаков, изменятся или сменятся другими. Таким образом, несмотря на ротацию объектов, которые занимают и покидают свою позицию на пике моды (сумочки-багеты от Fendi, кожаные сумки от Jil Sander, своей формой напоминающие бумажный пакет с едой навынос, нейл-арт), сама по себе эта позиция остается константой в логике системы моды.
В основном массиве работ Батлер вы не найдете прямой критики в адрес Барта. Однако в ее понимании язык – это обоюдоострый меч, причем гораздо более подвижный и неуловимый в своем проворстве, чем можно себе представить, читая обстоятельные описания Барта. Батлер настаивает на необходимости «разделения между высказыванием и значением», называя это «условием возможности» для «перформативных аспектов» языка (Shulman 2011: 230). С ее точки зрения, у словосочетания «языковая уязвимость» (linguistic vulnerability) есть два значения. Хотя мы становимся активными деятелями, субъектами собственной жизни благодаря конституирующему потенциалу языка, он все же не имеет над нами полной власти. Поскольку сигнификация несовершенна, всегда есть шанс для переозначивания, особенно когда язык превращается в средство оскорбления. К примеру, присвоив такие слова, как «стерва» (bitch), «нигер» (nigger), «квир» (queer), группы, для которых эти наименования были чем-то вроде позорного клейма, могут ослабить их пейоративный потенциал, возвращая себе чувство собственного достоинства и право на самоопределение.
Нам может казаться, что в вопросах стиля мода обладает абсолютным диктаторским авторитетом, однако в действительности в самой природе расхождения между высоким и низким стилем, от-кутюр и уличными трендами, заложены условия возможности для необходимого моде динамизма. Что же касается ее отношения к гендеру, то его можно охарактеризовать так, как это сделала культуролог Элисон Банкрофт: