Основания девятнадцатого столетия

Понятно, что наш математический метод не может быть пе­ренесен на другие предметы, в частности науки, связанные с наблюдением. Я не считаю необходимым защищаться от тако­го недоразумения. Но если знать, как мы продвигаемся вперед в математике, то становится понятно, к чему нужно быть гото­вым где–нибудь в другом месте, потому что тот же самый ум будет действовать если не идентично, так как предмет делает это невозможным, то аналогично. Обязательное уважение к природе (т. е. наблюдению) и смелая непринужденность в ис­пользовании средств, которые человеческий ум дает нам в ру­ки для объяснения и обработки — эти принципы мы находим повсюду. Начнем посещать лекции по систематике растений: новичок будет удивлен, услышав рассказ о несуществующих цветах и видя, как вычерчиваются их «диаграммы» на черной доске; это так называемые типы, чисто «воображаемые вели­чины», принятие которых объясняет структуру действительно существующих цветов, а также связь в особом случае лежаще­го в основе структурного (созданного нами механически) пла­на с другими родственными или отличающимися планами. Чисто человеческая сторона в таком методе сразу бросится в глаза любому. Только ни в коем случае не надо думать, что из­лагаемое здесь является искусственной, произвольной систе­мой, совершенно напротив. Искусственными были методы человека — и из–за этого он отрезал для себя всякую возмож­ность собирать новые знания — до тех пор, пока он вместе с Аристотелем приводил в порядок растения по абстрактному принципу относительного (кажущегося) «совершенства» или согласно заимствованному из человеческой практики разделе­нию на деревья, кустарник, травы и тому подобное. Наши со­временные диаграммы, наши воображаемые цветы, наши принципы систематизации растений служат тому, чтобы сде­лать знакомыми и объяснить истинные отношения в природе, основанные на тысячах длительных тщательных наблюдений.

Искусственное у нас есть сознательно искусственное. Здесь, как в математике, речь идет о «воображаемых величинах», с помощью которых мы все больше приближаемся к правде природы и координируем многочисленные действительные факты в нашем уме. Именно это есть дело науки. Напротив, у эллинов сама основа была совершенно искусственной, ан- тропоморфистской, и именно она считалась с наивной непро­извольностью «природой». Возникновение современной сис­тематизации растений дает такой великолепный и понятный пример германской системы работы, что я хочу привести не­сколько оснований для дальнейших размышлений.

Юлиус Сакс, знаменитый ботаник, рассказывая о начале на­шей ботаники в период между XIV и XVII веком, сообщает, что до тех пор, пока она находилась под преобладающим влия­нием Аристотеля, не было сделано ни одного шага вперед. За пробуждение настоящей науки мы обязаны только неученым собирателям трав. Тот, кто был достаточно ученым, чтобы по­нимать Аристотеля, «причинил естественной истории расте­ний только вред». Первые же создатели книг о травах мало беспокоились об этом, они просто собирали сотни и тысячи как можно более точных описаний растений.