Основания девятнадцатого столетия

Под влиянием какого безумного заблуждения находился весь XIX век, когда считали, что французы своей «великой революцией» зажгли факел для человечества? Революция — начало трагедии, продолжавшейся два столетия, первый акт которой заканчивается убийством короля Генриха IV, вто­рой — отменой эдикта Нанта, а третий начинается буллой «Unigenitus» и заканчивается неизбежной катастрофой. Ре­волюция — это не начало нового дня, но начало конца. И ес­ли было достигнуто что–то великое, то не следует забывать, что это было в немалой степени делом Constituante (Учреди­тельного собрания), где ведущую роль играли маркиз де Ла- файет, граф де Мирабо, аббат граф Сийе (Sieyes), ученый астроном Бэйли (Bailly) — образованные люди с обществен­ным положением. С другой стороны, это было дело Наполео­на. Благодаря революции этот странный человек обнаружил деятельность Constituante (Учредительного собрания), а так­же государственные планы уровня Мирабо и Лафайета, в ос­тальном была tabula rasa. Это положение он использовал так, как это мог бы только гениальный, полностью беспринцип­ный и (говоря по правде) не очень дальновидный деспот.⁴³⁵ Собственно революция — le peuple souverain — абсолютно ничего не совершила, кроме разрушения. Но уже Constituante находилось под властью нового бога, которым Франция должна была одарить мир, бога фразы. Можно взять в руки хотя бы часто упоминаемые droits de l'komme — против кото­рых напрасно выступал великий Мирабо, который под конец воскликнул: «Не называйте это хотя бы правом; скажите про­сто: в общих интересах определено...» — но которые еще и сегодня считаются у серьезных французских политиков вос­ходом свободы. На входе стоит: «Забвение прав человека или пренебрежение ими — единственная причина общественных бед». Едва ли можно думать более поверхностно и ошибоч­но. Не потому что французы забыли права людей, но потому что они забыли или презирали обязанности людей, привело к общественному несчастью. Это достаточно объясняет мой приведенный выше набросок и находит подтверждение на каждом шагу в ходе революции. Это торжественное заявле­ние изначально опирается на неправду. Известны слова, бро­шенные графом Сийе (Sieyes) собранию: «Вы хотите свободы, но вы даже не умеете быть справедливыми!» Далее заявление состоит в основном из добытого Лафайетом спи­ска Декларации независимости осевших в Америке англосак­сов, а эта Декларация есть не что иное, как дословное подражание английскому «Agreement of the People» («Согла­шение народа») 1647 года. Понятно, что столь ловкий чело­век, как Адольф Тирс (Adolphe Thiers), в своей «Истории революции» старается как можно быстрее миновать это объ­явление прав человечества, считая, что «просто жалко време­ни, которое тратится на такие псевдофилософские общие места».⁴³⁶ Однако нельзя так легко относиться к делу, так как печальное преобладание абстрактной, общей скачки «чело­вечества» вместо государственного осознания потребностей и возможностей определенного народа в определенный мо­мент отныне стало, как все плохое, заразительным. Надеюсь, придет день, когда всякий разумный человек поймет, где ме­сто таких вещей, как «Декларация», в корзине для бумаг.

Рим, Реформация, революция — это три элемента полити­ки, продолжающие действовать и в настоящее время, и по­этому их требовалось здесь рассмотреть. Народы, как и инди­видуумы, подчас оказываются на перепутье, где они должны решиться: направо или налево. Так случилось в XVI веке со всеми европейскими нациями (за исключением России и по­павших под турецкое господство славян). Судьба этих наций с тех пор и до сегодняшнего и завтрашнего дня определяется со­стоявшимся тогда выбором в основных вещах. Франция хотела позже насильно свернуть с этого пути, но революция обошлась ей дороже, чем немцам их ужасная Тридцатилетняя война, и она никогда не дала того, чего удалось избежать при Реформа­ции. С того поворотного момента мы видим все большее уси­ление германцев в узком смысле слова — немцев, англосаксов, голландцев, скандинавов — в чьих жилах течет еще значитель­но более чистая кровь, что позволяет нам сказать, что политика Лютера была правильной.⁴³⁷

Англосаксы

В этом отношении особого внимания заслуживает прежде всего распространение англосаксов в мире как, очевидно, са­мое чреватое последствиями политическое явление нового времени. Однако лишь в XIX веке начало раскрываться почти неизмеримое значение этого явления, поэтому здесь достаточ­но лишь нескольких замечаний, остальное относится к обсуж­дению настоящего и будущего.