Основания девятнадцатого столетия

Я понимаю, это происходит потому, что есть желание со­здать новую группу, группу мистиков, ведущую до Бёме и Ан- гелуса Силезиуса (Angelus Silesius), и ради этого Экхарта отрывают от Эригены, от Амальриха, от Бонавентуры! И в до­вершение искусственности системы из нее вообще исключают великого Франциска Ассизского: человека, который более, чем кто-либо еще оказывал воздействие на направление умов, че­ловека, к ордену которого принадлежат Дуне Скот и Оккам, сторонником которого объявлял себя Роже Бэкон и который как никто другой силой своей личности возродил мистику! Этот человек, который в любом направлении представляет со­бой истинную силу культуры — потому что на искусство он оказал столь же мощное воздействие, как и на мировоззре­ние — вообще не встречается в истории философии, что ясно показывает недостаточность, несовершенство схемы и одно­временно несостоятельность представления, что религия и ми­ровоззрение — две принципиально разные вещи.

Рим и Антирим

Полагаю, что значительно способствовал строительству временного моста, если мне удалось создать живое понимание вместо искусственной схемы. Такое понимание должно быть получено, конечно (как и везде) из самой жизни, не из выведен­ных понятий.

То, что мы здесь встречаем, есть та же самая борьба, тот же протест, сопротивление, как и в других местах: с одной сторо­ны, вышедший из хаоса народов римский идеал, с другой — германское своеобразие. Ранее я уже показал, что Рим в фило­софии, так же как в религии и политике, признавал только абсолютное. Sacrificio dell'intelletto — первый закон, возло­женный на каждого думающего человека. Это совершенно ло­гично и оправданно. Что с этим соединена нравственная вы­сота, показывает Фома Аквинский. Обладая своеобразной, роковой склонностью германца углубляться в чужие воззрения и представления, и благодаря своему несравнимо более высо­кому дарованию прояснять их и возрождать к новой жизни, Фома — с детства впитавший южный яд — поставил герман­скую науку и силу убеждения на службу антигерманского дела. Раньше германцы посылали солдат и императоров про­тив собственных народов, теперь они ставили теологов и фи­лософов на службу врага. Это происходит и сегодня, как и 2000 лет назад. Однако каждый непредвзятый наблюдатель чувствует, что такие люди, как Фома, совершают насилие над своей природой. Я не утверждаю, что они сознательно и наме­ренно лгут (что достаточно часто встречалось и встречается среди людей меньшего калибра). Завороженные высоким (а для благородного обманутого сердца почти святым) идеалом римского заблуждения, они подвержены внушению и броса­ются в такое понимание мира, которое уничтожает их личность и их достоинство, как крылатый певец устремляется в глотку змеи. Поэтому я называю этот путь путем неправдивости. Кто идет по нему, жертвует тем, что он получил от Бога — своим собственным я, и это немало.