Основания девятнадцатого столетия

Майстер Экхарт, добрый и ученый католик, провинциал ор­дена доминиканцев, поучает нас, что человек не должен «ис­кать над собой Бога».⁴⁵⁵ Кто жертвует своей личностью, одно­временно теряет Бога, которого он мог найти только в себе. Кто для своего мировоззрения не жертвует своей личностью, идет, очевидно, совершенно в противоположном направлении, не­важно, к какого рода взгляду побуждает его его характер, и неважно, принадлежит он к католической или иной Церкви. Дуне Скот, почти фанатичный священник, полностью преданный специфическим римским учениям, например святости через дела, был в сотни раз менее терпимым и более односторонним, чем Фома Аквинский. Однако от каждого его слова веет атмо­сфера правдивости и самостоятельной личности. С презрением и священным гневом этот doctor subtilis, крупнейший диалек­тик Церкви, открывает завесу жалких ложных выводов, из ко­торых Фома выстроил свою искусственную систему: неверно, что догматы христианской церкви устоят против разума, более того, что их (как учил Фома) можно доказать разумом как не­обходимые истины. Уже так называемые доказательства суще­ствования Бога и бессмертия души являются жалкими софиз­мами (см. «Quaestiones subtilissimae»). Не силлогизм имеет ценность для религии, но только вера, не разум образует ядро человека, но воля: voluntas superior intellectu! Если бы Дуне Скот еще лично был бы так церковно нетерпим, путь, на ко­торый он ступил, вел бы к свободе. Почему? Потому что этот англосакс правдив. Он без вопросов принимает все учения римской церкви, также те, которые насилуют германскую сущ­ность, но он презирает любой обман. Кто из лютеранских тео­логов XVIII века осмелился бы заявить о невозможности фило­софского доказательства существования Бога? Каким только преследованиям не подвергался Кант именно из–за этого? Скот это уже давно подтвердил. Поставив индивидуум «как единст­венно действительное» в центр своей философии, он спасает личность, вместе с этим оказывается спасенным все. Этот при­мер особенно ясно показывает, что те, кто идет в одном и том же направлении — направлении правдивости — тесно связаны друг с другом. Чему учит теолог Скот, то прожил мистик Фран­циск Ассизский: примат воли, непосредственное восприятие Бога, не логическое заключение, «высшее счастье» личности. С другой стороны, Оккам, ученик Скота и столь же ревност­ный догматик, как и его мастер, посчитал себя вынужденным не только еще более резко проводить отделение веры от знания и покончить с рационалистической теологией, доказав, что важнейшие церковные догматы являются почти бессмыслен­ными (в результате чего он одновременно стал основателем наук наблюдений), но он защищал дело королей против пап­ского престола, т. е. он боролся за германский национализм и против римского универсализма. Одновременно тот же самый Оккам смело и добросовестно защищал права Церкви против нападок римского понтифика — за что и был брошен в заточе­ние. Здесь, как мы видим, политика, наука и философия в их дальнейшем антиримском развитии непосредственно примы­кают к теологии.

Даже этих беглых замечаний, думаю, достаточно, чтобы привести к убеждению, что предложенное мной разделение на группы раскрывает суть дела. Большим преимуществом яв­ляется то, что это деление не ограничивается несколькими ве­ками, но позволяют сделать обзор тысячелетия, от Скота Эригены до Артура Шопенгауэра. Еще одним преимущест­вом, которое эта взятая из жизни классификация дает нам для нашей практической жизни, является то, что она учит нас не­ограниченной терпимости ко всякому правдивому, истинно германскому взгляду. Мы не спрашиваем: Что за мировоззре­ние, но Какое: свободное или несвободное? Личное или не­личное?

Лишь так мы учимся резко отделять себя от чужого и во все­оружии биться против него сразу же и во все времена — даже если оно подает себя таким благородным и бескорыстным и та­ким германским. Враг прокрадывается в собственную душу. Было ли иначе у Фомы Аквинского? Разве не встречаем мы по­добное у Лейбница и у Гегеля? Doctor invincibilis называли ве­ликого Оккама, хотелось бы в борьбе, которая со всех сторон угрожает нашей культуре, видеть много doctores invincibiles!

Четыре группы

Надеюсь, что теперь почва подготовлена достаточно для того, чтобы мы перешли к методическому рассмотрению четы­рех групп людей, поставивших силы своей жизни на службу истине, не воображая, что обладают ей полностью, что могут охватить ее всеми органами. Благодаря их трудам новое миро­воззрение постепенно приобретало все более определенный вид. Это теологи, мистики, гуманисты и естествоиспытатели (к последним относятся философы в узком смысле слова). Ради удобства мы сохраним эти группы, не придавая им большего значения, чем удобство практического использования, потому что они многократно переходят друг в друга.

Теологи