Основания девятнадцатого столетия

Еще одно необходимо упомянуть, прежде чем попрощаться с мистиками: их влияние на исследование природы. Страстная любовь к природе является характерной чертой большинства мистиков, кроме того у них наблюдается редкая сила интуи­ции. Они часто идентифицируют природу с Богом, иногда они противопоставляют ее Ему как вечное, они почти никогда не впадают в наследственную ошибку христианской церкви: не учат пренебрежению и ненависти к ней. Правда, Эригена еще настолько сильно находится под влиянием Отцов Церкви, что восхищение природой он считает грехом, сравнимым с супру­жеской неверностью,⁴⁹⁹ но насколько иначе уже у Франциска Ассизского! Достаточно прочитать его знаменитый гимн солнцу, который он написал незадолго до смерти как последнее и самое совершенное выражение своих чувств и пел до своей кончины день и ночь, причем настолько солнечно–жизнерадостно, что набожно–церковные души были возмущены, слыша это с ложа умирающего.⁵⁰⁰ Здесь речь идет о «матери» Земле, о «братьях» Солнце, ветре и огне, о «сестрах» Луне, звездах и воде, о многоцветных плодах и цветах и, наконец, о дорогой «сестре» morte corporale, и все заканчивается хвалой, благосло­вением и благодарностью altissimu, bon signore.⁵⁰¹ В этой по­следней, сокровенной хвалебной песне святого не затрагивает­ся ни одно правило веры Церкви. Мало что может быть более поучительным, чем сравнение между этим сердечным излия­нием человека, ставшего самой религией, собравшего по­следние силы для ликующего, освобожденного от всего цер­ковного, tat-tvam-asi природе, и ортодоксальным, без души, холодным символом веры высокоученого, сведущего в госу­дарственных делах и теологии Данте в 24-й песне его «Рая».⁵⁰² Данте закрыл старое, мертвое время, Франциск открыл новое. Якоб Бёме ставит природу выше Священного Писания: «Ты не найдешь другой книги, которая могла бы показать тебе боль­шую божью мудрость, чем зеленый цветущий луг: здесь ты увидишь, будешь обонять и ощущать причудливую силу Бога, хотя это только сравнение.., но это дорогой учитель ищущему, он многое найдет здесь».⁵⁰³ Такое настроение оказало решаю­щее влияние на наше естествознание. Вспомнить хотя бы Па- рацельса, значение которого почти на всю область естествен­ных наук с каждым днем находит все большее признание. Самое главное и непреходящее в деятельности этого замеча­тельного человека не открытие фактов — напротив, своей зло­получной связью с магией и астрологией он привнес много аб­сурдного — но сам дух, привнесенный им в исследование природы. Вирхов, непредвзятый свидетель мистики, имевший печальное мужество назвать Парацельса «шарлатаном», под­черкивает, однако, что он нанес смертельный удар старой ме­дицине и подарил науке «идею жизни».⁵⁰⁴ Парацельс является создателем собственно физиологии, не больше и не меньше, и это такой высокий почетный титул, что даже трезвый, научный историк медицины говорит о «возвышенном светлом образе этого героя».⁵⁰⁵ Парацельс был фанатичным мистиком, он счи­тал: «внутренний свет стоит намного выше животного разу­ма». Отсюда большая односторонность.