Основания девятнадцатого столетия

Здесь, однако, следует сделать замечание, иначе быстро рассеивается успех осознания, и именно задача науки предот­вратить это. Потому что никто не может ответить на вопрос, что такое природа вне человеческого представления, тем более что такое человек вне природы, отсюда у мечтательных, необу­ченных умов возникает склонность к некритичной идентифи­кации обоих. В этой идентификации скрываются опасности, которые вытекают из следующего соображения. В то время как естествознание приводит к познанию, что знание о телах, хотя оно исходит из кажущегося совершенно конкретным, реаль­ным, но заканчивается совершенно непостижимым, то процесс в области немеханического мира обратный: непостижимое (если размышлять философски) находится не в конце пути, но в самом начале. Это есть понятие и возможность свободы, до­пустимость вневременного, происхождение чувства нравст­венной ответственности и долга и т. д., что не может получить доступ к пониманию, в то время как мы очень хорошо понима­ем все эти вещи, чем дальше мы их прослеживаем в область ка­ждого прожитого мгновения. Свобода — самый верный из всех фактов опыта, «Я» стоит вне времени и замечает движение только во внешних проявлениях.⁵⁸⁵ Совесть, раскаяние, чувст­во долга господствуют сильнее, чем голод. Отсюда склонность человека без метафизических задатков не замечать разницу ме­жду обоими мирами — природой внешней и природой внут­ренней, как их называет Гёте: например, перемещать свободу в мир явлений (как космического бога, чудо и т. д.), предпола­гать начало (что отменяет понятие времени), обосновывать мо­раль определенными, историческими заповедями, которые можно в любое время отменить (в результате чего исчезает нравственный закон) и т. д. Правда, люди с метафизическими задатками, арии, никогда не совершали этой ошибки:⁵⁸⁶ их ми­фология свидетельствует замечательное предчувствие мета­физического познания или же (потому что мы можем сказать это с тем же правом) наша научная метафизика означает возро­ждение заглядывающей вдаль мифологии. Однако, как показы­вает история, это высокое предчувствие мощного утверждения менее одаренных людей, выносящих суждение по простому чувственному внешнему виду и преклоняющихся перед сле­пыми историческими суевериями, не выдержало испытания, и есть одно-единственное противоядие, достаточно сильное, чтобы нас спасти: наше научное мировоззрение. Из некритиче­ской идентификации возникают и другие бесцветные и потому вредные системы, как только в противоположность к только что названному перенесению внутреннего опыта в мир явле­ний этот последний со всем его механизмом переносится во внутренний мир. Последним образом возникает якобы «науч­ный» монизм, материализм и т. д., учения, которые никогда не победят мировое значение иудаизма, так как для большинства людей слишком большим требованием является отрицание того, в чем они уверены, но которые в XIX веке внесли боль­шую путаницу в мысли.