Основания девятнадцатого столетия

Я не буду представлять нравственное и религиозное уче­ние Канта, это завело бы слишком далеко и, кроме того, дела­лось уже часто. Я думаю, что выполнил свою главную задачу, если мне удалось представить в общих чертах генезис нашего нового мировоззрения. Тем самым выравнивается почва для целенаправленной, надежной оценки философии XVIII века. Кант, напротив, лишь в конце XIX века стал ближе для понима­ния, и что характерно, преимущественно благодаря инициати­ве выдающихся естествоиспытателей, а понимание религии, которая нашла в нем незавершенное, во многих отношениях уязвимое, но первое ясное выражение, настолько превосходи­ла восприятие его и наших современников, настолько опережа­ла развитие германских духовных дарований, что ее оценка скорее относится к разделу о будущем, чем о прошлом. Лишь несколько слов для общего ориентирования.⁵⁸⁹

Наука — изобретенный и осуществленный германцами ме­тод рассматривать внешний мир с механической точки зрения, религия — их отношение к той части опыта, которая не вступа­ет в мир явлений и поэтому не может быть объяснена механиче­ски. Что эти два понятия — наука и религия — могут означать у других людей, в данном случае не имеет значения. Вместе они составляют наше мировоззрение. В этом мировоззрении, кото­рое отвергает с отвращением поиски последних причин как бес­смысленные, основа образа действий человека по отношению к себе и другим людям должна быть найдена в чем-то другом, чем в послушании правящему мировому монарху и в надежде на будущую награду. Как я уже говорил ранее (с. 776 (оригина­ла. — Примеч. пер.)), наряду со строго механическим учением о природе может существовать только чисто идеальная религия, такая религия, которая довольствуется строго идеальным неме­ханическим миром. Каким бы безграничным ни был этот мир — взмахи его крыльев освобождают от бессилия явлений и облетают все звезды, его сила позволяет с улыбкой презирать самую мучительную смерть, которая наколдовывает в поцелуй вечность и озаряет мыслью о спасении — он все же зависит от определенной области собственного внутреннего мира, его гра­ницы нельзя перешагнуть. Итак, здесь, в собственном внутрен­нем мире и нигде более, должна быть найдена основа религии. «Иметь религию — это долг человека по отношению к самому себе», — говорит Кант.⁵⁹⁰ Из соображений, которые я здесь не могу повторить, Кант, как всем известно, высоко ставит мысль о божестве, но он придает большое значение тому, что человек должен воспринимать свои обязанности не как обязанности по отношению к Богу, но как обязанности по отношению к самому себе. То, что соединяет у нас науку и религию в единое миро­воззрение, есть принцип, что постоянно требует опыт. Теперь Бог — не опыт, но мысль, причем не поддающаяся определе­нию, никогда не постижимая, напротив, человек сам себе опыт. Здесь следует искать источник, и поэтому автономия воли (т. е. ее свободная самостоятельность) есть высший принцип нравст­венности.⁵⁹¹ Нравственным является действие только в том слу­чае, если оно проистекает из самой середины собственной воли и слушается заданному себе закону. Надежда же на награду не может вызывать нравственности, ни удержать от злейшего по­рока и преступления, так как всякая внешняя религия имеет посредничество и прощение. «Прирожденный судья» (сам че­ловек) хорошо знает, зло или добро его сердце, чисты или не­чисты его поступки, поэтому «самопроверка, которая требует проникнуть в трудно постижимые глубины или бездны сердца и полученное таким образом самопознание — начало всей че­ловеческой мудрости... Только опускание в ад самопознания пролагает путь к вознесению».⁵⁹²