Основания девятнадцатого столетия

Я говорил (с. 777 (оригинала. — Примем. пер.)\ что механи­ческое толкование мира уживается только с идеальной религи­ей. Думаю, что достаточно ясно и неопровержимо показал это в предыдущем разделе. Что же характеризует идеальную рели­гию? Ее обязательная современность. Мы увидели это четко у мистиков: они сбрасывают время как одежды с членов, они не хотят ни задерживаться на творении (в котором материалисти­ческие религии находят залог власти Бога), ни на будущей награде и наказании. Для них скорее «это время как вечность» (с. 885 (оригинала. — Примем, пер.)). Научное мировоззрение, возникшее из духовной работы последних столетий, придало этому ощущению ясное, понятное выражение. С самого начала германская философия «вращалась вокруг двух удочек»: 1) идеальность пространства и времени, 2) реальность понятия свободы.⁶¹³ Это одновременно, если можно так выразиться — формула искусства, потому что в своих творениях свобода воли проявляет себя как нечто реальное, а время — по сравне­нию с внутренним, немеханическим миром — как расплывча­тая, простая идея. Искусство — это вечное присутствие, а именно в двух отношениях. Во–первых, оно преодолевает вре­мя. Изображенное Гомером так же юно сегодня, как и 3000 лет назад. Тот, кто стоит перед гробницей Лоренцо де Медичи, ощущает непосредственное присутствие Микеланджело. Ис­кусство гения не стареет. Кроме того, искусство — это присут­ствие в том смысле, что только нечто абсолютно не имеющее длительности действительно присутствует. Время можно де­лить, делить в бесконечное, один миг лишь относительно коро­че по сравнению со ста годами жизни, это относительно длиннее того. Присутствие в смысле бесконечности — как ко­роче, чем самое мыслимо короткое, так и длиннее, чем самая мыслимая вечность. Это касается также искусства: его произ­ведения оказывают воздействие в настоящий момент и одно­временно пробуждают ощущение вечности. Гёте отличает истинное искусство от мечты и теней, говоря, что оно «мгно­венное откровение, проявление непостижимого». Даже слово «откровение», которым столь часто злоупотребляют, получает в свете нашего германского мировоззрения доступный, лишен­ный всякой чрезмерности смысл: оно означает открыть ворота, которые нас (как механическое явление) отделяют от вечного мира свободы.

Искусство — привратник. Произведение искусства — ска­жем, «Ночь» Микеланджело — распахивает ворота. Мы всту­паем из окружения времени в присутствие бесконечности. Как торжествует сам художник: dall'arte evinta la natura! — искусство победило природу. То есть видимое вынуждено дать образ невидимому, необходимое служить свободе. Ка­мень предлагает теперь живое откровение, проявление непо­стижимого.