Читаем Основания девятнадцатого столетия полностью

            328 Для читателя с философским образованием хочу заметить, что я не пропустил разработку Кантом динамической натурфилософии в противоположность механической натурфилософии («Metaphysische Anfangsgründe der Naturwissenschaft», II), но речь идет о различиях, ко­торые в таком произведении, как данное, не могут быть изложены. Кро­ме того, словом «динамика» Кант обозначает особое понимание строго «механического» объяснения природы — в обычном смысле слова. Сразу же хочу предупредить недоразумение, будто я всем обязан систе­ме Канта. У меня недостаточно знаний, чтобы поспевать за всеми этими схоластическими извивами. Было бы дерзостью сказать, что я принад­лежу к той или иной школе, но я ясно вижу личность и вижу, какой мощный порыв в ней проявляется и в каком направлении. Для меня важно не «быть правым» или «быть неправым» — эта вечная битва с ветряными мельницами недалеких умов — но, во–первых, значение (в этой связи лучше сказать «динамическое» значение) данного ума и, во–вторых, его своеобразие. И я вижу Канта таким мощным, что мало кого в мировой истории можно сравнить с ним, и настолько специфиче­ски германским (даже если придавать слову ограниченный смысл), что он приобретает типичное значение. Философская техника здесь играет второстепенную, условную, случайную роль. Решающей, безусловной, непреходящей является лежащая в основе сила, «не сказанное, но тот, кто произносит сказанное», как говорится в Упанишадах. О Канте как первооткрывателе я отсылаю читателя к работе F. А. Lange «Geschichte des Materialismus» (Ausg. 1881, S. 383), где с удивительным остроумием показано, что главное для Канта не доказать свои основополагающие тезисы, но скорее их открыть. В действительности, Кант наблюдатель, сравнимый с Галилеем или Харви (Harvey). Он идет от фактов и «в дей­ствительности его метод не что иное, как индукция». Путаница проис­ходит из–за того, что люди этого не понимают. В любом случае понятно, что я даже чисто формально был вправе закончить раздел «От­крытия» именем Канта.

2. Наука (от Роже Бэкона до Лавуазье)

            329 Конечно, я не учитываю чисто математический вопрос, потому что это было необыкновенное, открывающее новый путь достижение, так преобразовать понятие непрерывного и «освободиться от геометриче­ского взгляда, что его можно принимать во внимание» (Gerhardt. «Geschichte der Mathematik in Deutschland». 1877. S. 144).

            330 C. 77 (оригинала. — Примеч. пер.). Наука означает оформление знаемого.

            331 Любая истинная наука есть наука о природе, что уже подчеркива­лось (с. 732 (оригинала. — Примеч. пер.).

            332 «Histoire des mathematiques». 4е ed. P. 206. Это превосходный при­мер того, как грек скорее выберет не непосредственно убедительный, по­скольку логически reductio ad absurdum, чем путь очевидного, строго математического доказательства, в котором «бесконечное приближе­ние» рассматривается как тождество.

            333 Иррациональными числами называются такие, которые не могут быть выражены абсолютно точно, т. е., говоря арифметическим языком, содержащие бесконечную дробь. К ним относятся многие основные, по­стоянно повторяющиеся во всех расчетах числа, например квадратные корни большинства чисел, отношение диагонали к стороне квадрата, диаметра круга к его окружности и т. д. Последнее число, математиче­ское число, рассчитано уже до 200 десятичного знака. Можно было бы рассчитать его до 2 ООО ООО знака, это все еще было бы приближением. Этот простой пример весьма наглядно показывает органическую недо­статочность человеческого ума, его неспособность выразить даже со­всем простые отношения (о вкладе индоарийцев в исследования иррациональных чисел см. с. 408 (оригинала. — Примеч. пер.).

            334 Николо, по прозвищу Тартаглия, (т. е. «Заика») из Брешии (Brescia) и Кардан (Cardanus) из Милана. Оба жили в первой половине XVI в., но здесь сложно указать определенных изобретателей, как в слу­чае исчисления бесконечно малых, колебаний и т. д., потому что необхо­димость решения (поставленных географическими открытиями) астро­номических и физических проблем привела самых различных людей к похожим мыслям.

            335 Об этом смелом человеке Сент-Бюв (Saint-Beuve) говорит, что он создает наедине с собой «второе франкское нашествие в Галлию». В нем еще раз поднимается чисто германский дух против заполонившего Францию хаоса народов и его главного органа — ордена иезуитов.

            336 В математику бесконечно большая величина вводится как некая единица, поделенная на «бесконечно малое» число. Беркли (Berkeley) пишет о таком предположении: «It is shocking to good sense»; оно и есть такое, но оно используется на практике, и это главное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Основания девятнадцатого столетия

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции

Занимает ли наш вид особое место во Вселенной? Что отличает нас от остальных видов? В чем смысл жизни каждого из нас? Выдающийся американский социобиолог, дважды лауреат Пулитцеровской премии Эдвард Уилсон обращается к самым животрепещущим вопросам XXI века, ответив на которые человечество сможет понять, как идти вперед, не разрушая себя и планету. Будущее человека, проделавшего долгий путь эволюции, сейчас, как никогда, в наших руках, считает автор и предостерегает от пренебрежения законами естественного отбора и увлечения идеями биологического вмешательства в человеческую природу. Обращаясь попеременно к естественно-научным и к гуманитарным знаниям, Уилсон призывает ученый мир искать пути соединения двух этих крупных ветвей познания. Только так можно приблизиться к самым сложным загадкам: «Куда мы идем?» и, главное, «Почему?»

Эдвард Осборн Уилсон

Обществознание, социология