Основания новой науки об общей природе наций

Следует допустить только то, что допустить во всяком случае необходимо: Гомер должен был стоять на уровне совершенно простонародных чувств, а потому и простонародных нравов Греции, в его времена еще совершенно варварской, ибо такие простонародные чувства и такие простонародные нравы дают подлинный материал Поэтам. Поэтому следует также допустить то, о чем рассказывает сам Гомер: что Богов ценили по их силе; так, например, своею величайшею силой Юпитер хочет доказать (в Мифе о великой Цепи), что он – Царь людей и Богов, как мы отметили выше. На основе таких простонародных взглядов Гомер изображает как вполне вероятное, что Диомед с помощью Минервы ранит Венеру и Марса; эта же Минерва в распре богов обнажает Венеру и ранит Марса, бросив в него камень: вот в какой мере Минерва народных верований была Богиней Философии! И как хорошо она пользуется оружием, достойным Мудрости Юпитера! Следует также допустить рассказ Гомера о бесчеловечном обычае делать отравленные стрелы (авторы, писавшие о Естественном Праве Народов, утверждают, что этого обычая нации придерживались всегда; однако он существовал также и среди в высшей степени варварских греческих народов, которым приписывалось распространение культуры в мире): поэтому Улисс отправляется в Эфиру за ядовитыми травами. Гомер рассказывает также об обычае оставлять непогребенными убитых в сражении врагов на съедение воронам и собакам; поэтому так трудно было несчастному Приаму выкупить труп Гектора у Ахилла, который в течение трех дней волочил обнаженный труп за своей колесницей вокруг стен Трои. Таким образом, если цель Поэзии – укрощать свирепость простонародья, и если учителя его – Поэты, то Гомер не был человеком мудрым в этом смысле, так как он не стал бы такими дикими чувствами и обычаями пробуждать в простонародье удивление, а тем самым услаждать его и посредством наслаждения еще больше укреплять эти обычаи и чувства. Он не был мудрым человеком, когда пробуждал в грубом простонародье удовольствие от ругани Богов, не говоря уже о Героях: так, например, в «Распре Богов» мы читаем, что Марс называет Минерву «песья муха»; Минерва наносит удар Диане; Ахилл и Агамемнон, первый – величайший из героев Греции, второй – Глава Греческого Союза, и оба – Цари, называют друг друга собаками, а так едва ли стали бы теперь говорить даже персонажи слуг в Комедиях. Но, Бог мой! какого другого названия, как не глупость, заслуживает мудрость Гомерова предводителя, Агамемнона? Он принужден был Ахиллом выполнить свой долг и вернуть Хрисеиду ее отцу Хрису, жрецу Аполлона, так как этот Бог за такое похищение наслал язву на греческое войско в виде жесточайшей чумы; и считая, что он здесь чем-то поступился, Агамемнон думает восстановить свою честь путем такой справедливости, которая вытекает из такой же мудрости: он несправедливо отнимает Брисеиду у Ахилла, носящего в себе судьбу Трои, и если бы разочарованный Ахилл ушел со своими людьми и своими кораблями, то что сделал бы Гектор с остатками Греков, спасшимися от чумы? Таков Гомер, которого до сих пор считали установителем греческого Благонравия, т. е. Цивилизации! А ведь с этого события начинается та нить, из которой он сплетает всю «Илиаду» с главными Персонажами в виде такого Предводителя и такого Героя, какими мы видели Ахилла в главе «О Героизме первых народов»! Таков Гомер, недосягаемый творец Поэтических Характеров, как мы покажем ниже, раз уже два самые великие из них столь мало подходят к нашей Человеческой Гражданской Природе! Однако они в высшей степени соответствуют героической Природе, как было сказано, щепетильной в вопросах чести. Что же можем мы сказать дальше о его Героях, которым настолько приятно вино, что в случае душевных огорчений они находят утешение только в том, что напиваются, и прежде всех других – мудрый Улисс? Такие утешения поистине достойны Философа!