Как уже отмечалось, венгерский ученый Д. Кираи полемизирует с концепцией полифонизма в теоретическом плане, основываясь на анализе эпической структуры романа и доказывая, что без дистанции между видением мира героями и авторским видением вообще не может быть эпики. «Стендаль и Бальзак, Толстой и Достоевский выработали классические формы эпического мышления о действительности, романического анализа тех общественных процессов, которые составляют предмет изображения в романе»[61]
. Возражая против идеи «незавершенности как принципа сталкивания идеи и идеалов героев, диалогичности их сознания», а также «незавершенности с точки зрения авторского освещения этих идей и идеалов», Д. Кираи подчеркивал, что завершенность насыщена нравственными выводами для самих героев и для читателя.Ветловская, следуя по пути историко-литературного анализа и имея в виду влиятельность идеи Бахтина о полифонизме романа Достоевского, в названной выше книге категорично заявляет: «Анализ «Братьев Карамазовых» эту мысль исследователя опровергает» и доказывает свой тезис подробнейшим рассмотрением данного романа. Вместе с тем надо заметить, что идея полифонизма (или многоголосия) активно живет в сознании литературоведов и критиков, не всегда воспринимаемая по Бахтину.
Это обстоятельство, а главное, само творчество Достоевского заставляют еще раз подчеркнуть, что его романы при всем их новаторстве продолжают в этом плане традиции европейской литературы и развивают монологические тенденции, которые не противоречат диалогическим, хотя проявляются здесь своеобразнее, чем в произведениях других писателей.
Если под монологизмом понимать «завершенность», то это неотъемлемое качество романов Достоевского. Ведь завершенность означает приведение героев к какому-то итогу нравственно-философского, идеологического, психологического характера, возможность которого угадана автором и осознана как результат внутреннего развития на том этапе жизни героя, который изображен в романе.
Показателями такой завершенности становятся кульминационные моменты в развитии сознания героев, когда у них возникают сомнения в правомерности своей нравственной или идеологической позиции, что приводит подчас к изменениям, хотя и не окончательным в нравственно-идеологических представлениях. Этим качеством герои Достоевского порой отличаются от героев Толстого и Тургенева, которые чаще «растут», постепенно вырабатывая свою концепцию жизни, все более авторитетную в глазах их самих и автора. Но и в их судьбах бывают периоды остановок, движения вспять и в сторону, моменты кризисов.
Герои Достоевского большей частью, за исключением Аркадия («Подросток»), появляются на страницах романа взрослыми, сложившимися, носителями готовой концепции или жизненной позиции. Такими же, впрочем, являются Онегин и Печорин, Базаров и Лаврецкий. Разница в том, что концепции героев Достоевского, идейные и нравственные, содержат в себе много заблуждений, которые героям приходится осознавать на наших глазах. Приметами такого осознания и являются кульминационные точки.
Примером кульминаций в жизни Раскольникова можно считать его визит к Соне и его желание высказаться и увидеть ее реакцию, посещение Свидригайлова, явку в полицию и в конце концов отказ от своей гордости, озлобления, индивидуализма. В судьбе Ивана Карамазова особую роль сыграли его разговоры со Смердяковым перед отъездом из города, визиты к нему же по возвращении, решение сказать все, что он знает и думает об убийстве отца.
Жизнь Мити вся наполнена кульминациями, когда он размышляет о своей жизненной позиции. Не случайно А. Ковач называет роман Достоевского романом-прозрением. Прозрение героев происходит большей частью на нравственно-психологическом уровне, означая нравственную самооценку поведения и мыслей и поворот к переоценке и уточнению своих идей, к поискам убедительной идеологической позиции.
Нравственные критерии, требующие доосмысления и уточнения жизненной и идеологической позиции, очевидно, таят нечто субстанциональное, ибо чувство добра, справедливости, истины (нравственной, философской, психологической) содержит в себе надличные начала, которые можно возвести в ранг общезначимых, авторитетных. Эти чувства у героев Достоевского часто сочетаются с противоположными и спрятаны в тайниках души. Принято считать, что в глубине психики таится что-то плохое, ненужное и потому «тайное». Достоевский доказывает, что там есть и доброе, светлое, его можно извлечь из глубин сознания и даже подсознания, хотя это и трудно. Эти возможности реализуются иногда болезненно, приводят к психологическим и даже необратимым катастрофам, как у Ивана Карамазова, но сами катастрофы – сигнал того, что сознание сложно, неоднородно, потенциально богато и нравственно сильно.