Остаюсь с тобой

— Я согласен с Котянком, — вмешался главный инженер. — Так и сделаем. И те две скважины, которые начали бурить дальше, давайте опробуем на разных уровнях. Будет нефть, тогда и здесь опустим мост ниже. Теперь же нечего рисковать.

— Что ж, давайте так, — не стал возражать Протько. Он, видно, не был уверен в своей правоте.

Алесич достал из кармана пиджака маленькую красную книжечку, аккуратно завернутую в целлофан. Развернул, прочитал свою фамилию, перечитал все виды транспорта, которыми он, Алесич, теперь имеет право управлять…

Когда возникла потребность сдавать на права, Алесич решил получить не любительские, а настоящие, права профессионала.

Книжечка пахла типографской краской. Алесич за свою жизнь поменял немало профессий. Но никогда у него не было такого солидного, такого красивого и серьезного документа. Как паспорт. И фотокарточка как в паспорте.

— Никак не налюбуешься? — улыбнулась Катя. Она сидела рядом, держа на коленях белую пухлую сумку. — Смотри, сглазишь…

— Сегодня прокачу тебя как на самолете. Ветер будет греметь, а не ржавый кузов. Правда! Никто не остановит. Не имеет права. Хоть увидишь, что такое настоящий шофер.

— Ой, хороший ты мужик! — нагнулась к нему, чтобы ее слов не было слышно другим. — Но было бы еще лучше, если бы ты поменьше хвастался.

— Когда я хвастался? Да и какой я хвастун? Хвастун тот, что слова своего не держит. А когда я, скажи, не сдержал своего слова? Когда говорил пустое?

— Да сейчас, — еще громче рассмеялась Катя.

Алесич обиженно отвернулся, начал смотреть через окно автобуса на луга, блестевшие на солнце редкими зеркальцами воды, на зеленую озимь, похожую на изумрудный ковер, на перелески, синевшие за полями. От шоссе отходили, как молодые отростки, полевые дороги с тонкими шнурочками первых колеин. Вдали, на опушке бело-розового березничка, желтела легковушка. Кто-то приехал за березовым соком. Теперь и они могут поехать в любой лесок, нацедить сока, пришло в голову. Нет, молодец Катя, что настояла взять машину. У них теперь будет настоящее лето. Объездят всю округу. А если захотят, то и до моря доберутся. И Костика с собой возьмут. Вот парню будет радость! Если, конечно, Вера отпустит его.

— Ну, что отвернулся? — легонько толкнула его локтем в бок Катя.

— Ничего не отвернулся. Просто загляделся.

— Давай собираться, — сказала Катя и, подавая мужу тяжелую сумку, встала, начала поправлять на шее платочек в голубую полосочку, застегивать плащ.

Улица в деревне совсем подсохла. Тракторы распороли ее до желтой глины. Под заборами чернели прошлогодние листья. Деревья уже окутал зеленоватый дымок. Пахло разворошенным навозом.

Параска — в сапогах и ватнике — сидела посреди двора на низком чурбачке и перебирала бульбу-сеянку.

Под березой, росшей у забора, стоял выщербленный жбанок, в него по деревянному лотку стекал березовый сок. «Кап-кап…» — так, наверное, день и ночь.

— Ой, хорошо, что вы приехали! — подалась навстречу Параска. Вытерла руки о полы ватника, поздоровалась с гостями и, провожая их в хату, продолжала: — А то я уже журиться начала. Бульбу сажать надо, навоз возить надо, а машина весь двор заняла. К хлеву и не подъехать на коне. Сосед смеется, сдай, говорит, этот драндулет на металлолом, хоть конфеток дадут, будешь с конфетками чай пить. — И уже в хате спросила: — Может, березовичком вас угостить?

— Накапал?

— Течет. Сосед просверлил. Говорю ему — не надо, а он — как не надо? Гости рады будут. Вам из чулана, там в бочке, или из-под березы, свеженького?

— Из-под березы, мама, из-под березы. Холодненького, сладенького, с комариками. — И спросил у Кати: — Ты любишь березовый сок?

— Мой отец по нескольку бочек собирал его каждую весну. Все лето березовый квас пили. Ну и квас был, скажу тебе! Ни у кого не было такого кваса, как у нас.

Наскоро переодевшись, Алесич вышел во двор. Вымыл машину, распахнув дверцы, вынул из-под ног коврики, развесил их на заборах, чтобы проветрились хорошенько. Потом, приподняв домкратом одну сторону машины, взял веник-голик, ведро с водой, залез под машину и принялся шаркать тем веником по днищу, — хотелось глянуть, нет ли где под комьями грязи ржавчины. Все днище было как новое. Только в нескольких местах он обнаружил вмятины будто кто ударил камнем… Захватив наждачную бумагу и банку с мастикой, Алесич снова полез под машину. «Теперь порядок…» — думал он.

— Слушай, Иван, тебя не придавило там, ты жив? — вышла из хаты Катя.

— Жив…

— Обед давно на столе, а тебя не дозовешься. Скоро из-за этой машины ты и про жену забудешь.

— За машиной смотреть надо. Может, больше, чем за женой. Жена не заржавеет. — И, довольный, засмеялся, продолжая осматривать и ощупывать руками то одно, то другое.

Катя отошла, присела на крыльцо, выставила на солнце белые круглые колени.