Остаюсь с тобой

Вдруг кто-то стукнул калиткой, несмело приоткрыл ее. Алесич оглянулся, увидел женские ноги в чулках с кубиками по бокам, в черных блестящих туфлях на таких высоких каблуках, что ступни, особенно в подъеме, казалось, сгорбатились. Щиколотки узкие, голени мускулистые, красивые. Он сразу узнал, кто вошел. Непонятная грусть-тоска по утраченному отозвалась в сердце тупой болью.

Алесич перевел взгляд на зеленую юбку, которая скрывала колени, на черную сумку, она была видна ему только наполовину, потом на детские ноги в коротеньких брючках и черных ботинках с облупленными носками. Замер, не зная, что ему делать.

— Добрый день вам! — пропел знакомый голос, чуть сдержанный, вкрадчиво сладковатый, однако же напористый. — Здесь Алесич?

— Здесь, здесь, — отозвалась Катя, встала с крыльца, направилась к калитке и вдруг, точно сообразив что-то, остановилась.

Алесич лежал под машиной, не сводил глаз с ног женщины, своей бывшей жены, точно они магнитом приковали его взгляд к себе. Во рту пересохло, язык онемел. Надо было вылезать из-под машины, что-то говорить… А что?

— Ваня, тебя ждут…

Голос у Кати спокойный, даже радостный. Это хорошо, что она не вышла из себя, не потеряла самообладания, хотя, конечно, догадалась, что за гости препожаловали.

Алесич наконец вылез из-под машины.

У распахнутой калитки стояла Вера и держала за руку Костика.

Глянув на Веру, едва удержался, чтобы не залиться смехом. Зеленая юбка, цветастая кофта, белый расстегнутый плащ, волосы светло-фиолетового цвета, будто отмачивались в разведенных чернилах… Губы накрашены, цветочком.

Костик — чубатый, худощавый, с острым личиком — был в синем костюмчике, из которого давно вырос.

— Костик, — дрогнул, подался на шаг вперед Алесич.

— Папочка, — хлопчик рванулся к отцу, повис у него на шее, легкий, костлявый.

— Родненький мой, — Алесич обнимал сына за узкие плечи, ощущая под руками острые уголки лопаток.

Сын часто шмыгал носом у него под ухом.

Как откуда-то из-под земли дошел до Алесича голос Кати:

— Что ж вы, так и будете стоять во дворе? Заходите в хату. Мы как раз собрались обедать, все на столе. Посидим, поговорим…

— Спасибо, — сквозь зубы процедила Вера. Всякий раз, когда злилась, то вместо того, чтобы крикнуть или топнуть ногой, она начинала растягивать слова, пропуская их через нос, прикидываясь подчеркнуто ласковой. — Наелись на всю жизнь, хватит с нас.

— Я по-хорошему, — сказала Катя растерянно.

Вера все стояла у распахнутой калитки и брезгливо кривила свои губы.

— Может, хватит обниматься? — повысила голос. — Костик, иди сюда. Я кому сказала?

Алесич почувствовал, как детские руки еще крепче обхватили его за шею, потом вдруг обвяли. Костик выскользнул из отцовских объятий на землю, оглянулся на мать, прислонился к машине, начал водить пальчиком по фаре, внимательно разглядывая ее.

— Пойдем, Вера, правда… Спасибо тебе, что сына привезла, — проговорил Алесич и, обращаясь к Кате, добавил: — Приглашай же гостей в хату!

— Я приглашала, — обиделась Катя.

— Не думай, что я привезла его тебе. Жди… — уже не скрывая раздражения, сказала Вера. — Приехали вот посмотреть на тебя. А то такого понаписал в письме…

— Не стоять же здесь, — глянул беспомощно на Катю.

Та поняла мужа по-своему, пошла в хату, вынесла табуретки.

— Садитесь, — поставила посреди двора, сама отошла к крыльцу.

— Ничего, постоим, — отказалась Вера. — За дорогу насиделись. И некогда рассаживаться, скоро назад…

— Куда спешишь? — посмелел Алесич. — Побудьте немного. Я потом подвезу вас до станции.

— Не паны, чтобы на машинах разъезжать, — хмыкнула Вера.

— Ты что, приехала, чтобы только постоять у калитки? — Он внимательно посмотрел на нее, снова задержал взгляд на ее ногах. Спохватившись, отвел глаза, добавил: — Была же какая-то причина…

— Ма-а-ам! — Костику хотелось, чтобы они остались.

— Конечно, — горделиво вскинула фиолетовую голову Вера. — Не без причины… Приехала сказать, что сына ты не получишь. И не пытайся сманивать. Даже машиной. Когда написал, не поверила. Думала, пишешь, чтобы заманить… Ха! У него машина…

— Машина не моя — ее, — показал на Катю.

— Наша, — уточнила Катя.

— Конечно, не твоя. У тебя ее век не было бы, — Вера зыркнула на Катю. — Подъехала, значит, на машине? Купила?

— Я не продаюсь, — сдавленным голосом проговорил Алесич.

— Тебя рюмкой можно купить, не то что машиной, — безнадежно махнула рукой Вера.

— Прошу без оскорблений, — сказала Катя.

— Не с тобой говорю, — огрызнулась Вера. — Без адвокатов обойдемся. Я с отцом своего сына говорю… И нечего тут!

Катя молча пошла в хату.

— Зачем ты так, — мягко упрекнул Алесич. — Что она тебе плохого сделала?

— Купила тебя.

— Ты меня прогнала…

— Ты не хотел со мной жить. Если бы хотел, не пил бы. А то не хотел. Теперь я все поняла. Тебе захотелось бабу с машиной. Конечно, у меня машины нет. Прикинулся алкоголиком, деньги не отдавал, с кулаками бросался… Теперь я поняла тебя. Добивался, чтобы я тебя прогнала. Чтобы я виноватой осталась, а не ты…