В серой черкеске с погонами полковника пластунского батальона, кинжалом на кожаном пояске с серебряной пряжкой, с крестом на черно-желтой ленте святого великомученика победоносца Георгия IV степени[45]
, начинающий к сорока девяти годам толстеть, восемнадцатый император династии Романовых стоял, чуть отставив ногу в лакированном сапоге с высоким каблуком. Под нафабренными усами застыла полуулыбка. Царь пригладил закрученные по-гусарски усы, рыжеватую бородку.– Я весь внимание, господа.
Божией поспешествующей милостью император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Нижегородский, Казанский, Польский, Астраханский, Сибирский, Херсоно-Таврический, Грузинский, государь Псковский, Великий князь Смоленский и прочая-прочая уселся в кресло. Легким кивком дал понять, что позволяет визитерам присесть, но Шульгин с Гучковым не позволили себе этого при императоре.
«Горстка людишек дождалась удобного случая и предала меня! – с горечью подумал Николай II. – Вчера верные слуги престола, ныне исполнители указаний выскочки Родзянко[46]
, который посмел создать новое правительство, пугал, что грядут страшные последствия, в коих буду виноват я один. Самым ужасным было предательство двоюродного братца Кирилла, расхаживающего с красным бантом в петлице!.. Все точно сговорились, лезут с советами даровать народу свободу. Что предпринять? Сойти с трона? Но его с короной и скипетром получил от отца, а его на высокий пост поставил Божественный Промысел. Двадцать два года ответственный перед Всевышним за державу с ее разноязычными народами, и теперь изволь отречься?»Два думца не ожидали, что при их миссии станут присутствовать царедворцы во главе с болезненно худым графом Фредериксом[47]
.Первым, справившись с волнением, заговорил Гучков:
– В эти тягостные для Отечества дни Петроград оказался почти полностью в руках бунтовщиков, попытки вызвать с фронта верные нам войска для подавления революции оказались безрезультатными. Рассчитывать уже не на что и не на кого. Любая борьба бессмысленна. Считаем, что имеется лишь один выход из создавшегося положения, а именно: отречься вам от престола, тем самым дать стране нового государя, что позволит установить конституционную монархию.
Бледное, похожее на маску лицо монарха осталось непроницаемым.
Не дождавшись ответа или просто проявления реакции на сказанное, Шульгин добавил:
– Прекрасно знаем, что подобное решение окажется для вас тягостным, посему не настаиваем, чтобы приняли его незамедлительно, посоветуйтесь с кем считаете нужным.
Царь недовольно передернул плечом.
– Ни в чьих советах не нуждаюсь. Все хорошо обдумал без посторонней помощи, подсказки.
Все в вагоне задержали дыхание.
– Да, обдумал и решил, – Николай II сделал многозначительную паузу. – И решил отречься в пользу брата Михаила, так как не в силах расстаться с горячо любимым сыном, вы поймете чувства отца.
Шульгин с Гучковым недоуменно переглянулись.
Заявление мнительного царя, верящего предсказаниям юродивых, в первую очередь убитого минувшей осенью Распутина, было похоже на хитрый маневр. Император не имел права, минуя наследника-сына, передавать престол кому-либо, даже кровному родственнику, это было грубейшим нарушением закона. Но думцы не рискнули вступать в спор, доказывать неправомочие высочайшего решения – дорог был каждый час, требования (похожие на ультиматум) взбунтовавшихся росли не по дням, неизвестно, к каким последствиям это приведет.
Царь выдержал паузу, зная, что никто не посмеет поторопить, тем более перебить, и продолжил:
– Прежде планировал отречься в пользу горячо любимого, единственного сына, но взвесил «за» и «против» и посчитал нужным передать престол брату.
Император промолчал, что руководить империей брату поможет опыт командования кавалерийской «Дикой дивизией», помешает лишь чрезмерная любовь к возлияниям, завершающимся запоями, скандалами.
– Когда прекратится ужасная смута, порядок возвернется на круги своя, престол займет законный наследник цесаревич Алексей Николаевич, который к тому времени подрастет.
Шульгин молча протянул исписанный лист.
«Что нужно волынскому помещику?»
Шульгин догадался, что хотел, но не спросил император.
– Это набросок вашего отречения.
Николай II брезгливо двумя пальцами взял лист и вышел из салона. Вернулся с другим текстом, отпечатанным на телеграфном бланке. Посмотрел на настенные часы, которые показывали около полуночи и в конце отречения вывел иное, более позднее время следующего дня: «2 марта, 15 часов». Расписался, отдал документ не Гучкову или Шульгину, а Фредериксу.
– Хотя отныне я уже не глава правительства, – ставший с этой минуты гражданином, Николай Александрович устало пошевелил кистью руки, – предлагаю на освободившийся пост господина Львова, Верховным главнокомандующим сделать Великого князя Николая Николаевича.
Решение было более чем странным, даже противозаконным – отрекшись от всякой власти бывший царь вновь применил утраченную власть, назначая на важные государственные посты нужных людей.