Во время войны с японцами и спустя десятилетие с германцами количество работы резко сократилось. На реставрацию приносили исключительно мелочевку, людям стало не до украшений, их обладатели прятали перстни, броши, колье подальше от посторонних глаз или по причине безденежья сбывали. Марк Соломонович приобретал все, что само шло в руки, прятал приобретения в тайник, не доверяя банкам, по ночам извлекал, любовался, перебирал, как скупой рыцарь Пушкина.
В минуты скверного настроения вновь размышлял о несправедливости в отношении себя: «Почему люди с тугими кошельками ничего не смыслят в драгоценностях и владеют хризолитами, сапфирами, гранатами, рубинами, бриллиантами, я же, чьи руки учитель назвал золотыми, остаюсь бедным, как церковная мышь?».
Меерович лукавил, бедным не был, сумел накопить столько, что хватило бы безбедно прожить до ста лет, приобрести на Лазурном берегу старинный замок, на Волге пару пароходов. Печалило, что при инфляции в годы войны пришлось с поспешностью сбыть купюры с портретом императрицы. Однажды не сдержался, приобрел по дешевке и выгодно сбыл фальшивый жемчуг, за что ненадолго попал в тюрьму. Выйдя на свободу, дал себе зарок впредь быть осмотрительней, этого правила придерживался до второй революции в стране, начала Гражданской войны. Но в 1918 году соблазнился, увидев изумительной красоты сапфир, алмазы с Крестовоздвиженского прииска на Урале. Знал, что покупает ворованное, но не мог сдержаться, победила жадность, за что вторично попал за решетку.
Три месяца пребывания в камере домзака научили многому, в первую очередь осторожности, осмотрительности: «Не стану даже под пистолетом покупать что-либо с подмоченной репутацией, на авантюрах ставлю крест. Не буду покупать ворованное, даже если предложат за бесценок».
Данное слово держал почти год, но когда в один прекрасный день принесли сомнительного происхождения колье с пятью бриллиантами, поспешил приобрести. Спустя сутки в мастерскую нагрянули с обыском.
– Предлагаем добровольно выдать награбленное, тем самым избавить нас от перетряхивания вещей, себя от позора, – сказал чекист в кожанке, такой же фуражке со звездочкой над козырьком.
Меерович возмутился:
– Никогда и никого не грабил! Имею кристально чистую репутацию, незапятнанную биографию!
Чекист перебил:
– Не лгите, знаем об аресте. Вам не делает чести покупка колье, полученного в результате вооруженного грабежа.
– Грабил не я, а продавцы! – Меерович сокрушенно вздохнул. – Я не разбойник с большой дороги, а пролетарий, зарабатывающий на хлеб насущный исключительно собственным трудом. Признаю, что купил у неизвестного лица колье, но только из сострадания к продавцу, чтобы от голода тот не протянул ноги.
Отдал злополучное колье, радуюсь, что незваные гости не шарят в мастерской и в квартире, иначе обнаружили бы более ценное, что хранится до лучших времен. «Черт с ним, с колье, главное, целы полсотни обручальных колец, пять бриллиантов от двух до восьми карат, мешочек золотых червонцев и прочее».
Чекисты приказали собираться, взять самое необходимое – смену белья, продукты.
– Но я вернул награбленное! – взмолился перепуганный не на шутку ювелир, в ответ услышал:
– Купили заведомо известно краденное, за это ответите по закону.
И вновь Меерович лишился свободы. Соседями в камере оказались карманник, убийца неверной жены, спекулянт оружием, бывший офицер армии Колчака.
Новое заключение, к счастью, было недолгим. Выйдя за ворота тюрьмы, Марк Соломонович чуть не пустился в пляс: «Что бы ни говорили, а я родился в сорочке, под счастливой звездой. В дореволюционные годы за приобретение краденного получил бы не меньше пяти лет острога. Большевики великодушны, для них купля-продажа краденного не ахти какое преступление, для красных куда важнее борьба с белогвардейскими армиями, нежели с оступившимся евреем».
В мастерской первым делом проверил тайник и успокоился – все было невредимо. «Конечно, жаль конфискованного колье, но свобода несравненно дороже, ее не купишь, ей нет цены».
Более-менее спокойная жизнь закончилась летом 1918 года, когда Царицын стал прифронтовым, окраины ощетинились проволочными заграждениями, окопами, пушками, пулеметами. На город неудержимо двигалась Кавказская армия. Меерович не стал искушать судьбу, ждать погромов, прихватил самое необходимое и укатил за Хопер в глухой хутор, где казаки с казачками встретили с распростертыми объятиями, так как Меерович отлично лудил кастрюли, чинил самовары, возвращал ход остановившимся часам, от карманных до настенных.
Вдали от артобстрелов, штыковых атак, уличных боев Марк Соломонович прожил до весны 1920 года. Когда Царицын вновь стал советским, война откатилась к Черному морю, ювелир вернулся в город.
Приехал не c пустыми руками, сумев хорошо заработать на продаже хуторянам изготовленных из золотых червонцев цепочек, крестиков, сережек.