– Я много знаю, могу быть полезным! Выложу все, ничего не утаю, только не расстреливайте! В школе сейчас срочно готовят группу к очередному забросу, на этот раз в район озера Баскунчак. Старшим назначен Эрендженов, перед войной работал в сберкассе Элисты. Записывайте, на всех дам данные, расскажу, как выглядят, какие имеют приметы! А в нашей группе самый для вас опасный Сырещиков, бывший белый офицер, люто ненавидит все советское. Желает сполна расплатиться за проведенные в тюрьме и лагере годы. Потрясите как следует, всякие секреты посыплются! В Сулеювеке имел близкие отношения со старшим инструктором Эрлихом, вроде с ним старые дружки, водой не разольешь. Сейчас с Пииком и радистом прячется в хуторе, найдете в доме Савельича. Поспешите с арестом, иначе наделают делов. Взять тепленькими с остальными – плевое дело, – Фастов рванул ворот гимнастерки. – Я служил врагам из страха сложить голову за колючей проволокой в лагере! А Сырещиков пришел к немцам добровольно, я готов до конца жизни потерять свободу, только оставьте живым!
– Это решит военный трибунал.
Когда арестованного увели, Зотов поднял трубку телефона:
– Готовьте людей к захвату, окажут помощь двое наших, внедренных к противнику.
Савельич по давней привычке проснулся задолго до рассвета, раньше постояльцев. Подошел к разметавшемуся на кровати Пиику, тронул за плечо:
– Сильно извиняюсь, но сами вчера наказали разбудить ранехонько. Говорили, что дел впереди невпроворот. Пиик протер заспанные глаза. – Поднимайте других.
Десантники просыпались по-разному, одни расторопно одевались, шли умываться, другие не спешили вылезти из-под шинелей в остуженную за ночь комнату, наполняли дом кашлем, руганью.
Стоило закурить одному, задымили остальные, дым глотали с жадностью, словно была последняя папироса. Недобрыми словами поминали мороз, заставляющий плевок замерзать на лету, косились на окна, за которыми стояла непроглядная темнота, луна скрывалась за низкими тучами.
Завтракали всухомятку – разжигать печь, кипятить воду, разогревать загодя сваренную картошку не было времени.
Шмерлинг напомнил Магуре об очередном радиосеансе. Магура посоветовал пропустить его:
– Пока сообщать нечего. В следующем обрадуем выполнением задания, вызовем самолет, начальство будет радо увидеть Паулюса и генералов.
Радист согласился, ценя Сырещикова за решительные действия по пресечению провокации с участием Циклопа. Перед тем как покинуть дом, проверили оружие. Магура остановил надевающего тулуп Шмерлинга: – Справимся без вас. Радист обиделся: – Не считайте беспомощным калекой, обузой не буду.
– Идем не на прогулку. Вы необходимы для вызова транспорта, здесь будете в полной безопасности, чего не скажешь о нас – ожидать можно разное. Потеряй вас, пришлось бы идти к линии фронта с фельдмаршалом, что, как понимаете, сильно затруднит движение. Шмерлинг не стал настаивать и отвернулся.
В кромешную ночь вступили, как в черную воду. Шли цепочкой за Савельичем, который не пользовался фонариком, так как знал дорогу. Шествие замыкали Циклоп и Магура. Оставив позади Садки, чекист спросил спутника: – Как прикажете вас величать? Циклопом слишком претенциозно. – Зовите Луитпольдом, – разрешил Циклоп. – Как во время прыжка не свернули себе шею? Лично я опасался подобного.
– Имею опыт в прыжках. Один совершил при неблагоприятных, как сейчас, погодных условиях в ночное время суток.
– Забрасывали, как и нас, в срочном порядке?
– Ожидал полета каждый день, даже час. Приказ ехать на аэродром не удивил.
Разговаривать на сильном морозе было трудно, и диалог прекратился.
Магура шел и сожалел, что не имел возможности сообщить в управление, что группа покидает хутор, идет вызволять Паулюса. Успокаивало, что за домом Савельича товарищи вели неусыпное наблюдение.
Когда старик свернул в балку, где снега было по пояс, Циклоп нарушил молчание: