– Верно поступили, пропустив всех наших, первыми мы бы быстро выбились из сил, завязли в сугробах. Вернувшись домой, обязательно расскажу о русской зиме. Неудивительно, что тут погибла целая армия, союзником противника была зима. Не желаете ли хлебнуть согревающего? У меня в фляжке отличный коньяк.
– Благодарю, угощусь позже, когда завершим операцию, – ответил Магура и подумал, что Циклоп по имени Луитпольд стал излишне болтливым, видимо, причина кроется в нервном напряжении.
– Вы правы, – согласился Циклоп, – выпьем после освобождения фельдмаршала. Вы тщеславны?
Вопрос был неожиданным, Магура не нашел, что ответить, впрочем, спутник не ждал этого.
– Мы все поголовно тщеславны, себялюбивы, желаем во что бы то ни стало выдвинуться из серой толпы, но из ложной скромности это скрываем. С ранней юности состою в гитлерюгенде жаждал известности, слышал пение в мою честь фанфар, в мечтах видел себя рядом с великими на вершине славы. Упорно карабкался по карьерной лестнице. Всего, чего достиг, получил не благодаря тугому кошельку, протекциям, а лишь своему упрямству. Как утверждал Дарвин, человека из обезьяны создал труд, меня тем, кем стал, сделала вера в несокрушимость Германии, величие моей нации. Признаюсь, люблю подчинять себе, а не подчиняться… Между прочим, в сороковом в Париже лицезрел Паулюса, тогда он был начальником штаба 10-й армии, преобразованной в 6-ю. Интересно, сильно изменился с той поры? Прошедшие годы, понятно, не молодят…
Когда проложенная в балке тропа вильнула, Циклоп остановился.
– Ничего, точнее, никого не вижу. Неужели сбились с пути? Не хватает свалиться в воронку, которые здесь на каждом шагу, сломать шею, оказаться погребенным под снегом. Не кажется ли вам, что кричали?
Магура успокоил:
– Это ветер свистит в ушах.
Циклоп сделал новые шаги и неожиданно замер.
– Там…
Попятился и окаменел при виде направленного в грудь револьвера. Ноги подкосились, и Циклоп зарылся бы лицом в снег, но подоспевшие чекисты не дали упасть, заломили руки, зажали рот, не позволили разгрызть зашитую в воротнике ампулу.
– И других взяли без шума, – доложили Магуре. – Провели задержание так, что никто не успел схватиться за оружие. Пусть радист передает, что десант полег в перестрелке или подорвался на мине, которых тут пруд пруди, вызывает новый – встретим с распростертыми объятиями.
Эрлих не употреблял пенящийся напиток из хмеля, предпочитая ему коньяк, тем не менее, не желая выделяться среди посетителей берлинской пивной «Ам-Цоо», заказал кружку баварского пива, порцию сосисок. В ожидании заказа развернул вечерний выпуск «Фелькишер беобахтер» с последними сводками, пробежал очередную речь Геббельса, в которой рейхсминистр пропаганды не в первый раз обещал близкую победу, использование нового сверхмощного оружия возмездия, способного в корне изменить положение на фронтах, особенно Восточном, призывал к тотальной войне.
Под потолком пивной на Курфюрстендамм висел табачный дым. На пятачке эстрады играл оркестрик. Все столики занимали штатские, военные, «золотые фазаны» (прозванные так за любовь к ярким нашивкам) из «Службы трудовой повинности» Фрица Тода, занимающейся строительством наиболее важных военных объектов, подземных командных пунктов, ставок. Под аляповатым идиллическим пейзажем несколько завсегдатаев пивной раскачивались, нестройно выкрикивая: – Айн фольк, айн рейх, айн фюрер, Дойчланд[150]
!Эрлих украдкой огляделся:
«Наблюдения за мной не замечаю, не было его и по дороге сюда. Тот, кому Сырещиков передал меня в подчинение, видимо, не явится, что-то задержало. Придется прийти в следующий вторник в то же время».
Не показывая отвращения к пиву, сделал несколько глотков, съел остывшую сосиску. Отдернул рукав кителя, взглянул на циферблат часов. Положил рядом с тарелкой дойчмарки. В гардеробной получил шинель, фуражку, дал на чай десять пфеннигов. Толкнул тяжелую входную дверь и оказался на улице, где было слякотно после прошедшего дождя.
Свернул за угол, где оставил БМВ. Уселся за руль, собрался включить зажигание и услышал за спиной:
– Езжайте к зверинцу Гуттенберга.
Эрлих обернулся, увидел на заднем сиденье человека в фуражке с черной тульей, серебряным черепом над козырьком.