Мальчишка набрал полную грудь воздуха и заорал так, что услышали не только на баке и корме, но и на носу парохода:
Не отдышавшись, затянул про судьбу-индейку, карту черную.
– Простите, коллега, – перебил грузный пассажир. – Нельзя ли сменить репертуар? Он у вас слишком специфический, рассчитан на определенный круг слушателей.
– Могу сильно жалостливую, про любовь домушника к торговке, только песня длинная, – предупредил Чмырь.
– Неужели не знаете песни, подходящие к вашему возрасту и вокальным данным?
Борода спросил:
– Уж не учителем ли пения будете?
– Отнюдь – признался пассажир. – Всю сознательную жизнь служил в театре. Участвовал в оперных постановках, где исполнял даже заглавные партии, давал сольные концерты, имел обширный репертуар. В Астрахани наша малочисленная труппа распалась по причине удравшего с выручкой антрепренера. В Царицыне местный театр закрыт, надеюсь найти работу в Нижнем.
– Случайно фамилия не Шаляпин?
– Никак нет, с вашего позволения Мещеряков Иван Петрович.
– Отчего плывешь налегке, без вещей?
– Чемодан с гардеробом, в том числе театральным фраком, манишкой, пришлось продать в минуту безденежья. Несессер и саквояж умыкнули, или стибрили, это как вам будет угодно называть воровство.
– Давно не ели?
Певец засмущался:
– Вчера съел пару картофелин, которыми одарили сердобольные, с тех пор пью лишь воду, которая утоляет жажду, но не голод. Даже умирая с пустым желудком, не позволю себе запустить руку в чужой карман, что делают другие страждущие.
Чмырь протянул кусок жмыха.
– Держи, дядя, лопай и не журись. Шамовку на берегу стибрил у торговки с кулацкой душой, – дождался, чтобы певец принял дар дрожащей рукой и, предупреждая поток благодарностей, запел новый куплет:
В посаде Дубовка «Руслан» простоял считанные минуты. Матросы расторопно сгрузили на берег порожние ящики, на борт пронесли мешки угля, бочки мазута.
Магура с Гореловым наблюдали из каюты, как у пристани идет бойкая торговля коврами, половиками.
– Моя Дубовка издавна славится рукоделами. Домотканые изделия местного производства расходились по стране, неизменно пользовались успехом, – поведал чекист. – Земляки работящие, но прижимистые, гребут не от себя, а к себе.
– Приезжал сюда с продотрядом, – вспомнил Сергей. – Между делом сменял гимназическую форму, из которой вырос, на продукты. Выторговал десяток тыкв, синенькие, кабачки и связку лука.
Дубовку пароход покинул без гудка, удара рынды, не приняв на борт ни одного пассажира. Сергей скучал, не зная чем себя занять, с мрачными нотками в голове спросил:
– И долго ожидать Червонного?
– Наберись терпения, не торопи события, – посоветовал Магура.
– Я к тому, что хочется посмотреть на него. Разговоров о нем немало, а никто не видел. Может, его нет на «Руслане»?
– Тут он, не сомневайся.
– Надо у всех поголовно проверить документы, и найдем.
– У Эрлиха, без сомнений, документы на другую фамилию. Он предусмотрителен, знал, что может остаться без сподвижников, и обзавелся новым паспортом. К тому же на пароходе столько народа, что всех проверишь лишь за неделю. Чем предлагать невыполнимое, узнал бы, где харчиться.
С возгласом «Я мигом!» Сергей пулей вылетел из каюты и замер как вкопанный при виде модистки Мэри.
«Опять тут крутится! Что высматривает? Уж не выполняет ли приказ Червонного следить за нами? Сам не рискует лезть на рожон, прекрасно знает, что встретит отпор, и послал на разведку помощницу».
Любопытная дамочка могла скрыться, ищи-свищи потом. И Сергей побежал к модистке.