Осторожно, волшебное!

Она сидит на скамейке во дворе. С ней то и дело здороваются - здороваются приветливо, доброжелательно, но, пожалуй, с оттенком почтительности. У ее ног в траве играют малыши. День на исходе, из-за крыш видна уже только краюха солнечного каравая. В этот вечерний час остро пахнут цветы табака, белые цветы на длинных ломких стеблях, которые открываются только к концу дня. На угловом: балконе под ветром хлопают простыни, ало-розовые, облитые малиновым соком заката. Где-то за домами тихо названивает трамвай - на одной высокой ноте, как кузнечик в поле.

Женщина с седой прядью сидит на скамейке, сложенные руки, маленькие, деловые, белеют на темном платье. Ее тут все знают. Ее тут зовут Домовая Фея. Странно, не правда ли? Но чего только не бывает в сказке большого города... Она любит вмешиваться в чужие дела. Она не выносит несправедливости. Она подписывает свои письма в райсобес, райсовет и куда-то еще просто двумя буквами - Д. Ф. Там уже знают, кто это и из какого микрорайона. И когда она за кого-нибудь просит, что-нибудь предлагает, на чем-нибудь настаивает, стараются сделать все побыстрее и поаккуратнее. Потому что знают: эта не отступится, все равно своего добьется. Да и просьбы ее больше похожи на требования...

Впрочем, говорит она всегда тихо, мелодично, размеренно, ровным тоном, умеет заставить себя слушать, не повышая голоса. Ее имя-отчество: Дарья Федосеевна. Так, может быть, подпись «Д. Ф.» - это всего-навсего инициалы? А Домовая Фея - так просто, шутка, игра словами? Один пенсионер как-то вечером слышал, что прохожий человек окликал ее странно, необычно - вроде бы Марьей Моревной. Так это или не так? Во всяком случае, Женя, брат Никиты, который живет в этом самом дворе, считает, что она...

3

Я хотела еще написать сцену у московского кинотеатра (какого - ну, давайте вместе решать: пусть будет хотя бы кинотеатр «Россия»). Долго и любовно ее обдумывала, радовалась всяким удачным деталям, маленьким находкам. Но есть у меня одно опасение: многовато всяких уличных московских кусков, не получилось бы однообразно, однотонно.

Схема сцены такова: случай сводит у порога кинотеатра несколько действующих лиц этой повести-сказки (пейзаж можете вообразить сами, Пушкинская площадь - место достаточно известное, а мне .уже чертовски надоело возиться с вечерним городом, его огнями и тенями). Племянник, долговязый, с болтающимися руками, растерянно стоит на углу, у него оказался лишний билет, обманула хорошенькая скрипачка из Гнесинското. Предлагает его рослой девушке с выразительным... словом, Любе из Берендеева (некогда онёры разводить). Та, подумав, соглашается. В темном зале рядом с ней - пустое место. Идет хроника. В эту минуту у памятника Пушкину приятная женщина, в черном платье, с седой прядью в гладко затянутых волосах, подзывает Никиту, который шел стороной, отдает ему свой билет и уходит так быстро, что он даже не успевает заплатить ей деньги. Прямо добрая фея какая-то!

(Хотя нет, позвольте, племянник же прекрасно знает Любу, жил в Берендеево, был в нее влюблен. Так дело не пойдет. Вымарываем племянника. Кого бы вместо него взять в игру со скамьи запасных? Моего соседа по квартире? Тренера Андриевского, к этому времени уже вернувшегося из стрелкового лагеря? Да пусть будет любой москвич, хотя бы Икс, Игрек. Вы можете его не запоминать, больше он на этих страницах не появится, обещаю вам; я этого не допущу, повесть-сказка и так слишком перенаселена. Итак, некий Икс. Племянника вымарываем, его вставляем. Значит, исправленному верить, второй вариант будем считать утвержденным. Дальше см. по тексту до слов: «...фея какая-то!»