Остракизм в Афинах

Одна из последних в западной историографии развернутых характеристик причин «конца остракизма» принадлежит П. Родсу[995]. Этот антиковед полагает (на наш взгляд, вполне обоснованно), что к моменту последней остракофории институт остракизма отнюдь не был реликтовым или «отмирающим». А коль скоро это так, то, стало быть, факторы, побудившие афинян к отказу от него, следует искать именно в перипетиях этой последней остракофории. По мнению Родса, результат этого мероприятия — изгнание Гипербола — поверг многих афинских граждан в шок: выяснилось, что результат этой остракофории оказался отнюдь не тем, который ожидался. Перед полисом стояла задача избавиться от одного из конкурирующих политических лидеров — Никия или Алкивиада, — а этого-то как раз и не произошло: оба остались в Афинах и сохранили свои позиции. Иными словами, оружие остракизма не сработало, произошла, так сказать, осечка. Соответственно, актуальным становился вопрос: как в дальнейшем поступать в подобного рода ситуациях? Родс, в отличие от Моссе, не считает, что политические процессы типа γραφή παρανόμων можно назвать прямой заменой остракизму, но соглашается с тем, что после остракизма Гипербола афинские политики стали значительно чаще пользоваться в своей борьбе судебными процедурами, как оружием более целенаправленным и предсказуемым, чем остракофория, исход которой всегда был до последнего момента неясен. Итак, причиной выхода остракизма из употребления следует считать, согласно Родсу, не слабость афинского полиса в конце Пелопоннесской войны и не «негодность» Гипербола (здесь явно выпад против античных трактовок «конца остракизма»), а тот факт, что в конкретной исторической ситуации он не выполнил возлагавшейся на него функции, не сработал как надо и заставил поэтому искать политическое «оружие» с более четко обозначенной «мишенью». Поэтому, стремясь устранить того или иного политика, отныне прибегали не к остракизму, а к другим средствам.

В российской историографии наиболее подробно о последней остракофории и связанном с ней «конце остракизма» писал С. Г. Карпюк[996]. Для этого автора характерна взвешенная, осторожная позиция, стремление сочетать позитивные стороны выдвигавшихся ранее точек зрения (что мы, со своей стороны, можем только приветствовать). Он считает, что Гипербол, выступая инициатором остракизма, возрождал тем самым давно не использовавшуюся процедуру. Результат остракофории оказался неожиданным, и институт остракизма в данном случае продемонстрировал свою бесполезность, поскольку не привел к устранению одного лидера и утверждению другого, как от него ожидали. Как следствие этого, больше попыток возрождения остракизма в Афинах не было. Более эффективными в изменившихся условиях оказались иные средства политической борьбы. Данная концепция, импонирующая комплексностью подхода, рядом своих элементов перекликается с теми, которые были предложены Моссе, Родсом, Кэгеном и др.; при этом автор стремится избежать односторонности.

* * *

Завершая данный — по необходимости краткий — очерк историографии проблемы (впрочем, мы и не стремились к исчерпывающей полноте, пытаясь скорее представить основные взгляды на рассматриваемый вопрос, чем перечислить все работы, в которых этот вопрос затрагивается), можно сделать несколько наблюдений о состоянии изученности данной тематики. Во-первых, практически каждый из специалистов, за редким исключением, пытается дать какое-то одно объяснение «конца остракизма», отвергая или игнорируя остальные варианты. А это, на наш взгляд, не вполне правомерно. Повторим то, что уже говорили выше: перед нами комплексное явление, требующее, соответственно, комплексной интерпретации, учета различных факторов, которые могли действовать в том или ином сочетании.

Во-вторых, как правило, совершенно не принимаются во внимание те трактовки причин выхода остракизма из употребления, которые были выдвинуты в античной нарративной традиции (Плутархом, схолиастом к Аристофану и др.). Их либо эксплицитно оспаривают (Родс)[997], либо — чаще — просто не считают нужным говорить о них. Очевидно, эти трактовки считают наивными, ненаучными, не отвечающими современному уровню осмысления проблемы. Подобный подход, на наш взгляд, тоже ошибочен. Никто не говорит, что нужно слепо и некритически следовать утверждениям, высказывающимся в источниках, но не менее порочна и другая крайность, гиперкритицизм. Не следует забывать о том, что древнегреческие авторы (не говоря уже о том, что хронологически остракизм был к ним несравненно ближе, чем к нам) жили в том же полисном мире и, безусловно, лучше, чем исследователи наших дней, понимали его реалии. Их объяснениями интересующего нас здесь события можно и нужно не ограничиваться, но совсем не брать их в расчет тоже вряд ли резонно.