В частности, на сегодняшний день можно с очень большой долей уверенности исключить 417 г. до н. э. как дату остракизма Гипербола (хотя ранее именно эта датировка пользовалась наибольшей популярностью)[393]
. Еще несколько десятилетий назад А. Вудхед, реконструировав один афинский декрет (IG. P. 85), принятый по инициативе Гипербола, сумел убедительно датировать его летом 417 г. до н. э. (десятой пританией) и, таким образом, продемонстрировать, что в это время демагог еще находился в Афинах[394]. С другой стороны, исследование проблемы дает повод говорить о том, что между оставшимися двумя датировками — 416 или 415 г. до н. э. — нельзя сделать однозначного и безоговорочного выбора на основании свидетельств нарративной традиции. В пользу и той, и другой даты имеются аргументы, в том числе весьма весомые, но нет ни одного решающего. Так, сторонники 416 г. опираются на довод, согласно которому в 415 г. полным ходом шла подготовка к Сицилийской экспедиции, и об этой подготовке подробно рассказывает такой авторитетный историк, как Фукидид. Было бы странным, если бы он не упомянул в данной связи о таком значительном событии, как остракизм, тем более что в это событие оказались вовлечены Никий и Алкивиад, которые буквально не сходят с фукидидовских страниц, посвященных рассматриваемому хронологическому отрезку. Таким образом, коль скоро Фукидид ни о чем подобном не упоминает, стало быть, остракизма весной 415 г. до н. э. быть не могло[395].У аргументации такого рода, при всех ее плюсах, есть слабое место: Фукидид не упоминает о последнем остракизме также и в контексте 416 г. до н. э., да и вообще говорит о нем много позже, очень бегло и в совсем другом контексте, рассказывая об убийстве Гипербола (Thuc. VIII. 73.3)[396]
. К тому же следует всегда помнить о том, что Фукидид — говорим об этом не в ущерб его многочисленным и огромным достоинствам — нередко был склонен прибегать к фигуре умолчания. Фактов он, насколько можно судить, никогда не искажал, но вполне мог в силу различных причин не упомянуть о том или ином событии. Реформа Эфиальта, Каллиев мир с Персией, основание Фурий, понтийская экспедиция Перикла — вот лишь несколько взятых наугад важнейших событий афинской истории, которые совсем не появляются в тех местах повествования Фукидида, где им надлежало бы появиться. Уже отмечалось, что молчание этого великого историка никогда не должно становиться для нас аргументом против историчности какого-либо факта[397].Приверженцы наиболее поздней датировки остракизма Гипербола (415 г. до н. э.) тоже имеют в своем активе довольно весомое свидетельство — IV речь Андокидова корпуса. Об этом в высшей степени интересном тексте мы будем специально говорить в приложении I, а пока необходимо отметить следующее. Речь была произнесена якобы именно на интересующей нас остракофории, а произносившим ее (опять же якобы) лицом был Феак — один из политиков «второго эшелона» в тогдашних Афинах. При этом в речи упоминаются события лета 416 г. до н. э.: взятие афинянами Мелоса и олимпийская победа Алкивиада[398]
. Таким образом, в случае признания речи подлинной не остается ничего иного, как отнести последний остракизм к 415 г. до н. э. Но как раз подлинности данной речи практически никто, за редкими исключениями, не признает, да это, по сути, и невозможно: обстоятельства ее произнесения совершенно немыслимы. Никаких речей в день остракизма не произносилось, а детали этой процедуры известны достаточно хорошо (см. ниже, гл. III, п. 1). Не говорим уже о том, что в речи встречаютсяОднако, с другой стороны, почти все исследователи сходятся на том, что поздней фальсификацией речь также не является. Она, как мы говорили в источниковедческом разделе, была составлена в первые годы IV в. до н. э. (при этом мы не видим ничего невозможного в том, что ее автором действительно был Андокид, хотя это обычно и отрицается) и являлась, скорее всего, не риторическим упражнением, ни к чему не обязывавшим автора, а политическим памфлетом, имевшим своей целью дискредитацию Алкивиада Младшего — сына знаменитого Алкивиада. Иными словами, аудиторией речи были люди, у которых еще оставались в памяти события Пелопоннесской войны, и грубых искажений фактов оратор не должен был допускать, поскольку это ослабило бы эффективность его выступления. Впрочем, в целом можно признать, что аргументация, связанная с IV речью Андокида, тоже ни в коей мере не может быть решающей для определения даты рассматриваемого нами события афинской истории.