Остракизм в Афинах

Перед нами, в сущности, встает вопрос контекста. Какому контексту лучше удовлетворяет последний остракизм — контексту 416 или 415 г. до н. э.? Нам практически ничего неизвестно о событиях весны 416 г., но следующая весна, весна подготовки к Сицилийской экспедиции, и ее многочисленные и противоречивые перипетии известны даже с немалой степенью детализации. Можно ли среди этих перипетий найти момент, подходящий для остракофории? Попробуем сделать это в качестве рабочей гипотезы.

Но предварительно вкратце остановимся на одной немаловажной проблеме. Как же понимать вышеупомянутый таинственный «сговор» Никия и Алкивиада перед остракизмом? Обычно над этим даже не задумываются. Очевидно, предполагается, что Алкивиад проинструктировал в нужном направлении своих сторонников, Никий — своих, они проголосовали, как от них требовалось, и Гипербол набрал необходимое число голосов для изгнания. Подобного рода допущения являются издержками модернизаторских подходов к античности и в пределе приводят попросту к абсурдным выводам о том, что и Никий, и Алкивиад стояли во главе громадных по полисным масштабам политических группировок, каждая из которых насчитывала по несколько тысяч человек, да еще и с абсолютной дисциплинированностью членов. Иными словами, речь идет о политических партиях. Но это решительно противоречит всему, что мы знаем о политической борьбе в Афинах вообще и в период Пелопоннесской войны в частности[399]. Партий в нашем понимании, то есть группировок с массовым членством рядовых граждан, в афинском полисе не было никогда: группировки охватывали сравнительно немногочисленную среду политической элиты. Обычным типом политической группировки в конце V в. до н. э. была гетерия[400] — объединение нескольких десятков граждан во главе с «харизматическим лидером». Гетерии, конечно, могли временно объединяться для достижения тех или иных конкретных целей. Так, в 415 г. до н. э., в разгар следствия по делу о гермокопидах, в Совет Пятисот поступил донос свидетеля, видевшего ночное объединенное собрание группы гетерий, на котором присутствовало до 300 человек (Andoc. 1.37 sqq.), и это буквально повергло городские власти в шок. Кстати, позже выяснилось, что донос был ложным, сделанным в корыстных целях (Andoc. 1.65). Следовательно, кулуарное собрание нескольких тысяч человек с целью согласовать голосование на остракизме представить a fortiori невозможно: даже если бы воедино сошлись не только гетерии Алкивиада и Никия, а все афинские гетерии, такого количества людей никак бы не набралось.

Оригинальное решение проблемы предложил недавно С. Г. Карпюк[401]. Он отметил, что, чем больше было «кандидатов» на остракизм — а в данном случае их было как минимум полдюжины, а скорее намного больше, — тем меньше голосов требовалось, чтобы отправить кого-либо из них в изгнание, иными словами, что против Гипербола, возможно, голосовало не столь уж и много афинян. При всей привлекательности этой точки зрения нельзя не указать, что она исходит из посылки, согласно которой для проведения остракизма требовался кворум в 6000 голосовавших, а в случае его наличия изгонялся политик, набравший больше всех голосов, независимо от их конкретного количества (версия Плутарха). Однако саму эту посылку никак нельзя считать безоговорочно доказанной. Ведь есть и другое мнение, по которому 6000 голосов — это именно тот минимум, который должен был набрать изгоняемый, иначе остракофория считалась недействительной (версия Филохора). Как мы видели, оба мнения имеют опору в источниках и сторонников в исследовательской литературе. Не углубляясь здесь в вопрос о том, какое из них ближе к истине (об этом речь пойдет в гл. III, п. 2), заметим только, что гипотеза, основанная на посылке, которая сама спорна и нуждается в доказательстве, значительно теряет в убедительности.