Читаем ОстротА. Записки русского бойца из ада полностью

— Мы у располаги, сразу по дороге направо!

— Принято.

Доложились. Нужно продолжать, потому что я каждую секунду лишаюсь шансов на выживание.

— Обезбол! Обезбол. Скоро начнется. — Я с ужасом ждал этого момента, когда я все-таки почувствую и пойму произошедшее. Меня пугали даже не инвалидность, не возможная смерть, которая сейчас нависла надо мной как никогда близко, но боль — боль сейчас настигнет меня и станет сводить с ума, ломать и пытать. Агония еще не пришла, но она уже на подходе, она даст о себе знать в любой момент.

— Сначала кровь остановим, сейчас, сейчас. У тебя все нормально, слышишь, все нормально!

Мы столько раз тренировались накладывать жгуты, что, когда до этого все-таки дошло, Гиннес не подкачал — лежа приподнял обрубок моей ноги, от которого я все время пытался отвести глаза, и начал быстрыми движениями заматывать мое бедро резиновой оранжевой лентой, сдавливающей остатки штанов, кожу и плоть, не давая крови из артерий разбрызгаться по песку и глине проселочной дороги.

Я в это время пытался нащупать в нагрудной аптечке «Промедол», и, достав его, отдал напарнику. Игла вошла мне в плечо, но ее я тоже не почувствовал — видимо, адреналин забивал вообще все чувства организма, уберегая мое сознание от болевого шока, вполне способного стать смертельным. Что я ожидал от обезбола? Меня предупреждали, что наркотический и подучетный «боевой тюбик» на самом деле не снимает боль, он просто не дает боли тебя убить. Но во мне теплилась надежда, что с этим уколом мне будет как-то легче, что меня коснется легкая опиоидная волна, замутняющая сознание и позволяющая отвлечься от боли, которая скоро голодной крысой начнет терзать разум и нервную систему.

Повернув голову, я попытался сосредоточить поплывшее зрение на приближающихся людях в камуфляже. Это были свои, я узнавал грузную фигуру ротного, и в тот момент понял, что еще ничего не кончилось — мы все можем превратиться в фарш за доли секунды, потому что прямо на нас угрюмо смотрела небольшая и аккуратная направленная мина МОН-50.

— Там монка, осторожнее… — захрипел я, пытаясь привлечь внимание идущих.

— Там монка! — заорал Гиннес.

Да, подорваться на двух минах сразу — это, конечно, глупо, но весьма обыденно. Такие случаи нередки, потому что привести в действие сразу несколько смертельных машинок, находясь на минном поле, — дело нехитрое, и много усилий для этого прикладывать совершенно не нужно.

Как затем описывал эту ситуацию мой второй номер, он посмотрел на надпись «К врагу», большими буквами отпечатанную на зеленой стенке мины, и спустя несколько секунд с ужасом осознал, что враг — это, собственно, он, и мина в любой момент готова рассыпаться десятками осколков именно в его сторону.

— На что она поставлена? На растяжку? — донесся голос командира.

— Не знаю, — прохрипел я.

Но уже неважно. Несколько рук приподнимали меня вверх, а значит, в одну сторону мимо мины они уже прошли. Небо будто бы стало немного ближе, чуть закачалось, и скорбная процессия торопливо потащила меня вдоль дороги, мимо смотрящей на нас МОН-50, сулящей уничтожить все на расстоянии пятидесяти метров от себя, перебить артерии, порвать кожу, раздробить кости и покрошить на лоскуты мясо. На такие же лоскуты, которые сейчас остались у меня вместо правой ноги, только сразу всех, кто меня сейчас тащил, а это были Гиннес, ротный и еще несколько бойцов, лица которых я тогда не смог запомнить. Боль начинала понемногу затуманивать разум, хотя вспышками, пробелами, я еще мог принимать решения и осуществлять какие-либо действия.

Меня с трудом оторвали от земли, послышался окрик: «Сними его автомат»! — а я понял, что мне пора избавляться от амуниции. Пальцы нащупали защелку на левом плече бронежилета, нажали на нее с двух сторон, после чего я рванул липучую застежку на животе — и добавлявший мне лишние килограммы бронежилет упал на проселочную дорогу. Еще один щелчок — и на землю скатился варбелт с гранатами, полными магазинами патронов, красными очками Rayban, что так шли к черной каске и бороде, телефоном.

Стоп, телефон. В голове начали проступать мысли о том, что же я буду делать дальше. В голове начал проступать образ той, кого мне так хотелось увидеть в последние несколько месяцев — моей жены. Мне нужно будет с ней связаться. Мы скоро увидимся, обязательно увидимся, но для этого нужно с ней связаться. Мне нужен гребаный телефон, что остался в варбелте.

Тем временем меня положили на землю, а я начал глазами искать свой второй номер, который был где-то неподалеку.

— Гиннес, мой телефон… Гиннес, у меня в варбелте телефон! — хрипел я, чуть приподнимаясь на локте.

Он понимающе кивнул и исчез куда-то, а я опять откинулся на спину. Ждать. Сейчас остается только ждать и терпеть. Дальше обязательно будет лучше, когда-нибудь обязательно будет лучше.

— Муха, где носилки? — задал откуда-то сверху ротный вопрос нашему медику.

— В машине остались…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное