ОстротА. Записки русского бойца из ада

Я приехал со своим разгрузочным жилетом, в своей «горке», в своих берцах и с термобельем, что уже ставило меня в привилегированное положение по сравнению с остальными — воевать мне было куда удобнее, чем наряженным в пиксель донецким мобилизованным. От подразделения я получил только пару новых берцев, что были кем-то украдены в казарме, железную каску, с которыми воевали, кажется, еще наши прадеды, и автомат с большой упаковкой патронов на сто двадцать единиц. Магазина к автомату, правда, не нашлось — все разобрали.

Перед первым выездом на передовую

Я взял ствол, что был лет на двадцать старше меня, накинул на плечи рюкзак и пошел в сторону древнего ГАЗ-66, который уже был готов отвезти меня на первые в моей жизни «боевые». Что именно подразумевается под этим словом, я представлял смутно, еще меньше представления о происходящем давало слово «ротация», которое до марта 22-го никогда мне не встречалось.

Уже не помню, как именно мы ехали в сторону фронта, что начинался где-то в сорока минутах езды на грузовике от казармы, в пригороде Донецка, но вряд ли в том было что-то интересное — потому и не запомнилось. Но в какой-то момент древний ржавый автомобиль остановился, и одетые в самую дешевую пиксельную форму бойцы начали один за другим выпрыгивать на дорогу, выхватывая с собой советские вещмешки и выгружая дрова и сухпаек. Ни на одном из них не было бронежилета — здесь считалось, что сковывающая движения и дающая лишнюю нагрузку амуниция приведет к тому, что ты «умрешь уставшим». С другой стороны, их просто не было.

Да, это была середина марта 22-го. Стояла пасмурная погода, на улице был небольшой минус, поля вокруг были еще припорошены снегом. Трасса, на которой встал грузовик, здесь пролегала между двух холмов, поэтому этот участок был неплохо защищен от вражеского наблюдения и обстрела. Холмы заканчивались, и дорога выходила в поле. В разные стороны расходились обширные открытые пространства, изредка рассекаемые лесополосами, разбавленными какими-то деревушками, постройками и ставка ми. Ставки, как я выяснил позже, — это принятое в Донбассе наименование пруда, которое входило в местный, порою экстравагантный, лексикон. Здесь почти все говорили «хэ» вместо «гэ», «шокали», «трусить» вместо «трясти», «чи» вместо «или», и в разговоре периодически сквозило загадочное «по-над».

Путь нашего отряда как раз пролегал мимо одного из ставков. Трасса уходила куда-то вдаль, к горизонту, возле нее возвышалось огромное здание крытого рынка. С нее мы свернули и по грунтовой дороге двинулись куда-то вверх, оставив по левую руку несколько достаточно больших прудов. Я шел, накинув на голову каску, с рюкзаком на спине и с полными пачками полуторалитровых бутылок в каждой руке. Война с самого начала стала учить меня своей основной премудрости — переноске тяжестей на большие дистанции. Это главный навык, который нужно освоить, а вот умение обращаться с автоматом и тем более хорошо стрелять — это скорее нечто из разряда экзотики, которая мало кому действительно нужна.

Нам сказали вытянуться в цепь и идти на дистанции пятнадцать метров. Одинокие фигуры по одной поднимались на холм навстречу серому, низкому свинцовому небу, с которого периодически срывались снежинки. Дорога чуть петляла, вскоре справа вдоль нее начал тянуться старый, пообсыпавшийся окоп. Первый окоп, который я увидел в своей жизни. Все идущие им пренебрегали: хотя мы шли по совершенно открытой местности, которая легко простреливалась с дистанции нескольких километров, по нам никто не стрелял — не было слышно ни залпов орудий, ни стрекотания автоматов, ни плевков снайперской винтовки. Передовая встречала нас абсолютным затишьем, с которым я не предполагал здесь столкнуться. Нет ничего, нет совершенно ничего, нет врага, нет друга, только утомленные мужчины с автоматами, что долго идут в гору, таща на себе вещмешки, сухпаи, воду и прочий необходимый для долгого обитания вдали от цивилизации скарб.

Наконец мы поднялись наверх и зашли в прогал между двумя холмами. Здесь, в относительной безопасности (с другой стороны, мы и во время перехода были в относительной безопасности), солдаты столпились и ждали дальнейших указаний.

Вид из блиндажа на авдеевский коксохимический завод

Март двадцать второго. Просто мужчины средних лет, без касок, с древними автоматами, в дутой, не по размеру подобранной форме, с брезентовыми, висящими на ремнях подсумками, забились в какое-то подобие деревянных сарайчиков, которые могли защитить разве что от наблюдения с воздуха. Я едва ли помню их позывные, однако лица и образы сохранились в памяти. Точно был Толстый — приземистый, коренастый и чуть смугловатый боец, который ранее занимался борьбой и был для этого очень подходяще сложен. В мирное время он работал на кондитерском производстве. А был еще, допустим, Ржавый. Назовем его так. Рыжий мужчина тридцати с лишним лет, выглядящий моложе своего возраста и производящий впечатление типичного провинциала — с сильным донецким выговором, зычным смехом и незамысловатым юмором.