Остров АзерАиды [Азер и Аида. Сотвори себе остров|

Тем не менее, концерт Зейнаб Ханларовой приподнял моѐ испорченное настроение, и пребывание в Ереване стало казаться мне не таким уж и невыносимым. После обильного ужина, состоявшего из жареной курицы с картошкой и множества закусок, отец вышел на балкон покурить. Я увязалась за ним, чтобы хоть на время избавиться от дурѐхи Сирануш, и увидела, что папа сконфуженно опустил голову, увидев прилюдно развешанные на балконе предметы женского туалета. Я постыдилась за хозяек дома. У нас любая женщина знала: неприлично развешивать принародно своѐ нижнее бельѐ! Не говоря о Ругие-нэнэ, тѐте Назлы и тѐте Фатиме, у нас это правило неукоснительно соблюдали даже бабушка Грета и моя мама. Потушив едва начатую сигарету, отец поспешно вернулся в комнату и раздражѐнно спросил мою мать:

- Где здесь можно покурить? – он никогда не курил в комнате. Мама поняла его с полуслова. Шепнув что-то на ухо хозяйке квартиры, она стрелой вылетела на балкон и начала торопливыми и извиняющимися движениями сдѐргивать с верѐвки нижнее бельѐ хозяек дома, в то время как отец нетерпеливо ожидал еѐ в комнате.

- Ты можешь курить, дорогой, - проворковала мама, войдя в комнату с ворохом белья в руках.

Пока мой отец стоял на балконе, ностальгически выпуская колечки дыма в сторону своей родины, хозяева дома удивлѐнно переглядывались между собой.

- Дикарь, он останется дикарѐм, даже если он министр, - донѐсся до меня презрительный шѐпот хозяина дома – дяди Вазгена.

- Сам ты дикарь! – чуть не крикнула я, но вовремя удержалась, вспомнив о хороших манерах. Да что обижаться на бедного армянина, если он не имеет представления о таких понятиях, как намус-гейрят*² и намэхрэм?!*³ Я вдруг остро ощутила, что, несмотря на внешнюю схожесть, наши с Сирануш «кавказские» отцы живут в разных мирах, и поэтому нам с ней так трудно понять друг друга. Мы – дочери народов с различным, иногда прямо противоположным менталитетом, хотя живущие в Баку армяне настолько близко приняли наши обычаи и нравы, что никогда не давали мне повода задуматься об этом. Поэтому в Баку мне не приходилось остро ощущать различия между азербайджанцами и армянами...

 

1. гонаг (азерб.) – гость

2. намус-гейрят (азерб.) – букв.: честь, достоинство. Совокупность морально-этических принципов, которыми человек руководствуется в своѐм общественном и личном поведении.

3. намэхрэм (азерб.) – «запрещѐнные» по законам шариата, то есть чужие, посторонние, какими являются для мужчины все женщины, кроме матери, сестры и жены.

Глава 7

 

Выйдя на пенсию, дедушка Ибрагим каждый год, едва наступали теплые дни, уже с апреля переезжал вместе с бабушкой на дачу и жил там в ожидании детей и гостей вплоть до наступления холодов. Он любил рассуждать, поглаживая свою любимицу, пушистую персидскую кошечку Туту с колокольчиками на шее:

- Вот умру я – и дети мои разбредутся по своим углам, не находя времени друг для друга... Но пока я жив, каждое лето семьи моих сыновей и дочери Фатимы будут гостить у меня на даче, а унаследует еѐ тот, кто любит работать на земле.

По-моему, никто не любил работать на земле так самоотверженно, как он сам, и никто не относился к животным с таким пониманием и такой глубокой нежностью, как дедушка Ибрагим. До появления Туту у дедушки была белоснежная ангорская кошка Мунджук с разными глазами – голубым и оранжевым. Он очень гордился ею, и называл еѐ «моя турецкая жемчужина». Расстался дедушка с Мунджук тогда, когда заболела ревматизмом моя кузина Хадиджа, до умопомрачения привязанная к игривой Мунджук. Скрепя сердцем уступил дедушка внучке турецкую ангорку, но даже после выздоровления внучки он не стал разлучать Хатиджу с еѐ любимицей, а приобрѐл серебристо-голубую вальяжную красавицу Туту. Так как Мунджук, как и все представители породы ангорских кошек, не терпела воду, и весь уход за ней состоял из чистки сухим шампунем и расчѐсывания специальной щѐточкой, дедушка отыгрался на восточной красавице - шелковистой Туту. Часами, без спешки и нетерпения, он прочѐсывал неторопливую ленивицу гребнем с редкими зубьями, удаляя отмершие волосинки, избавляя еѐ шерсть от комков-колтунов, а потом промывал Туту специальным шампунем, просушивал феном, припудривал еѐ пушистый хвост тальком. Кисуля Туту, или Туту-ханым, как еѐ называл дедушка, проживала в городской квартире дедушки круглый год, в то время как кавказская овчарка Топлан, гордость дедушки Ибрагима, жила в своей конуре на даче. Зимой за ней ухаживал охранник: как истинный мусульманин, дедушка Ибрагим не признавал присутствия собак в доме. Он говорил, ласково поглаживая свою пушистую подружку: