Но Хокинс юноша несгибаемый. Не понял, мол, ничего. Все мысли Хокинса, весь его поток сознания из мемуара исчезли. Говорил что-то, отвечал, спрашивал… и ничего не думал при этом. Внезапный мозговой паралич приключился.
Ну спросил Бен про какую-то тысячу фунтов… Отвлечённый ведь вопрос, риторический, что ж не ответить столь же отвлечённо: да, сквайр у нас щедрый, незнакомому островитянину тысчонку отстегнёт, не пожадничает…
Извини, приятель, сказал Джим, но ты зря тут так долго распинался, я совсем забыл предупредить: в детстве из колыбельки меня уронили, головкой об пол стукнули, и с тех пор длинные фразы я понимаю плохо…
Дословно это прозвучало так: «Из того, что вы мне тут толкуете, я не понял почти ничего».
И тут задушевный разговор прервал донёсшийся издалека громкий звук, настороживший обоих собеседников.
Джим Хокинс убеждает нас, что его беседу с Беном Ганном прервал звук пушечного выстрела. Пушка на борту «Испаньолы» выстрелила за два часа до заката, то есть около 16:00.
По времени приблизительно всё сходится, но только если принять на веру рассказ Хокинса о том, что он заблудился, кружил по острову, снова вышел к болоту и стал свидетелем убийства честного Тома…
Но мы недаром потратили почти две главы, доказывая: блуждать Хокинс не мог и никакого убийства не видел.
Тогда в событиях появляется разрыв, непонятная лакуна длительностью около часа, или даже около полутора часов. Можно предположить, что Джим значительно урезал описание своего разговора с Беном Ганном, что на самом деле они общались гораздо дольше… Но тогда придётся ломать голову: а о чём они говорили? У Хокинса есть привычка умалчивать о самых важных событиях. Однако вроде бы всё самое важное сказано…
О том, что Джим задним числом придумал вариант с пушечным выстрелом, невольно свидетельствует он сам, описывая свою якобы реакцию на якобы услышанный звук. «Там идёт бой!» — якобы крикнул он Бену Ганну.
Почему сразу бой? Хокинс прекрасно знал, что пушкой подадут сигнал матросам для возвращения на борт. А бой с применением артиллерии — это, скорее всего, бой между двумя кораблями. Что с большей вероятностью мог предположить Джим: что у острова вдруг появился именно сейчас, не раньше и не позже, ещё один посторонний корабль и тут же, едва прибыв, затеял артдуэль с «Испаньолой»? Или что капитан по каким-то причинам подал сигнал к возвращению раньше, чем планировалось? Естественно, напрашивается второй ответ: Смоллетт арестовал шестерых «угрюмых негодяев», всё подготовил для встречи и ареста остальных, — и подал сигнал (что Ливси затеет бессмысленную эвакуацию со шхуны в блокгауз, никто, находясь в здравом уме, заподозрить не смог бы).
Так почему бой? На самом деле пушечный выстрел и вправду означал начало военных действий, но Хокинс узнал о том значительно позже. И не имел никаких оснований говорить Бену о бое.
Предположим иное: беседу прервал не пушечный выстрел, а истошный вопль Алана, по версии Хокинса — зарезанного матросами, а по нашей — укушенного змеёй.
Тогда и впрямь можно подумать о бое, по меньшей мере, о рукопашной схватке. И провал во времени исчезает, а заодно проясняется один смутный момент в рассказе Хокинса. Вот как он описывает тот самый вопль: «Далеко за болотом раздался гневный, пронзительный крик, потом второй и затем душераздирающий вопль. Эхо в скалах Подзорной Трубы повторило его несколько раз».
Чем крик отличается от вопля, знает лишь Хокинс. Не исключено, что крики он выдумал — доктор Ливси тоже был на берегу, неподалёку, но услышал лишь вопль, без криков. Но пусть они между собой разбираются, кто что слышал, а мы обратим внимание на эхо. Если Хокинс не пошёл в гористую часть острова, к Подзорной Трубе, к тайнику Флинта, если он заблудился, вернулся на болото и там услышал крик, — мог ли он расслышать ещё и эхо? До источника крика далеко, до горы — вдвое дальше, как минимум. Эхо значительно слабее звука, его породившего. Похоже, голосовые связки Алана мощью не уступали пароходной сирене…
А вот если Хокинс слышал эхо вблизи, находясь недалеко от скал, всё сходится, и тогда голосовой аппарат Алана более приличествует человеку, чем пароходу. Только звук отражали скалы другой горы — не Подзорной Трубы, а двуглавой. Как раз там и как раз в это время Джим разговаривал с Беном Ганном.
Глава девятнадцатая
Блуждания юного Хокинса
Часть вторая
Услышав крик бедного Алана, Хокинс поспешил к месту событий.
Причём один, без Бена Ганна, хотя в мемуаре своём утверждает обратное.
Но задумаемся: зачем Ганну бежать к берегу? Там пираты, там страшный Барбекю, который поджарит несчастного Бена как свинину. Прирождённые джентльмены на борту «Испаньолы», к ним не попасть, шлюпки у матросов. Что Бену Ганну делать на берегу? Он и в рассказе Джима ничего там не делает — пробежался с Хокинсом по острову, полюбовался на Юнион Джек над срубом, сказал несколько прощальных фраз — и трусцой обратно, к двуглавой горе.