С практической ценностью первых двух советов мы уже разбирались — она близка к нулю. С гипотетической миной дело обстоит схожим образом. Чёрный порох не динамит и не пластит, разнести пороховой миной бревенчатый частокол не так уж легко.
Если просто насыпать кучу пороха у частокола и поджечь, порох даже не взорвётся — очень быстро сгорит, с яркой вспышкой и большим количеством дыма. Если поставить вплотную к частоколу пороховой бочонок с дымящимся фитилём — взрыв прогремит, но разнесёт лишь бочонок, взрывная волна толстые колья (фактически брёвна) не сломает и из земли не выворотит.
В средние века деревянные ворота замков и крепостей вышибали петардами (ничего общего, кроме названия, не имеющими с нынешней пиротехникой). Средневековая петарда — пороховой аналог тарана, большой и тяжёлый металлический сосуд, очень толстостенный; упрощённо говоря, это пушка практически без ствола, с одной лишь пороховой камерой. Такую петарду крепили к поверхности ворот, плотно прижимали, — и выносили преграду фактически направленным взрывом. Бревенчатый частокол тоже не устоял бы, но откуда на «Испаньоле» нашлось бы этакое архаичное приспособление? К середине восемнадцатого века петарды даже на вооружении армий не состояли…
Пороховые же мины, сокрушавшие каменные стены замков и крепостей, — сложные инженерные сооружения: тоннели, прокладываемые в толще земли специалистами минного дела и снаряжаемые очень большим количеством пороха.
Нам могут возразить, что сравнивать бастионы крепостей с частоколом Флинта смешно и глупо, и достаточно закопать поглубже бочонок с порохом снаружи, у основания частокола, завалить яму камнями и землёй, плотно утрамбовать, подвести фитиль, — и взрыв непременно пробьёт в ограде брешь хотя бы с калитку размером.
Пробьёт, без сомнений. Если осаждённые не обнаружат пиратов, занимающихся минно-взрывными работами и не помешают их трудам, сделав вылазку.
Но стоит ли овчинка выделки, а эффект от мины потраченных трудов и пороха? Объём землеройных работ слишком большой — тех же усилий хватит, чтобы просто подкопать основания кольев, не могли они быть вбиты в землю слишком глубоко.
Да только зачем пробивать брешь? Подкопом ли, миной, — зачем? Если часть ограды рухнет, особенно если рухнет в результате взрыва, все бойницы соответствующей стороны сруба будут немедленно заняты стрелками, и все их мушкеты тут же направятся на пролом… И все пули полетят в пиратов, гурьбой в тот пролом протискивающихся.
Мина штурмующим не нужна. Гораздо проще и рациональнее загодя и незаметно для обороняющихся установить с наружной стороны частокола несколько ящиков и пустых бочонков — чтобы можно было перемахнуть через ограду легко, быстро и в разных местах.
Похоже, как раз эту несложную подготовку Сильвер провёл… Хокинс сообщает нам, что, придя на переговоры, снаружи в крепость пиратский капитан попал без труда, отсутствие ноги ему не помешало: «Он подошёл к частоколу, сначала перебросил через него свой костыль, а затем перелез и сам с необычайной быстротой и ловкостью». Однако при возвращении Сильвера быстрота куда-то подевалась, да и ловкость тоже: «Раза четыре принимался он перелезать через забор и падал. Наконец его перетащил человек с белым флагом».
Едва ли главарь пиратов четырежды падал из-за того, что его расстроил и разозлил своей отповедью капитан Смоллетт. Бывший квотермастер Флинта в каких только переделках не побывал, каких только угроз не наслушался, у него от слов капитана руки-ноги не задрожат… Скорее всего, причина четырёх падений в том, что снаружи у ограды стоял пустой ящик или бочонок из-под солонины, а внутри ничего похожего не было.
И во время штурма наблюдается та же картина: снаружи через частокол атакующие перемахивают быстро и просто, а вот обратно перелезть им нелегко… Хокинс свидетельствует: «Из четверых пиратов, перелезших через частокол, в живых остался только один. Бросив свой кортик на поле сражения, он, полный смертельного ужаса, карабкался на частокол, чтобы удрать, и всё время срывался». Здесь надо отметить, что в состоянии смертельного ужаса физические возможности увеличиваются. Хорошенько напуганный человек может выдать рекордный спринт или рекордный прыжок, а потом, в спокойном состоянии, никогда не сумеет повторить свои же достижения… Точно дело не обошлось без ящиков или бочонков.
Пожалуй, единственное, в чём можно упрекнуть Джона Сильвера, так это в том, что атака укрепления состоялась слишком быстро: сказал, что атакует через час, и почти уложился в объявленный срок. Нет чтобы измотать защитников долгим томительным ожиданием, несколькими обстрелами бойниц без последующей атаки, — и напасть лишь под вечер, а ещё лучше в темноте… В идеале — ночью, под конец «собачьей вахты» (в голландском и российском значении этого термина).