Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

В письме королю от 28 апреля 1616 года Бэкон детально излагает ситуацию, подчеркнув, что Сомерсет обязательно должен ясно признать свою вину до начала суда. И далее сэр Фрэнсис предложил три сценария: 1) король не доводит дело до судебного разбирательства, спасая тем самым супругов и от эшафота, и от публичного позора; 2) король прекращает процесс перед вынесением приговора, спасая, таким образом, их достоинство («the blood from corruption»), а их земельные владения от конфискации; 3) король после суда и вынесения приговора дарует им жизнь (как выразился Бэкон, «save the blood only, not from corrupting, but from spilling», т. е. король спасает их аристократическую кровь от пролития, но не от порчи, не от позора).

Яков возвращает письмо с пометками на полях: «я повторяю за Аполлоном – Media tutius iter [средний путь надежнее], если он согласуется с законом, а если нет, то когда я услышу его признание, я выберу или первый, или последний [вариант]»[834].

Бэкон все понял – король не хочет, чтобы Сомерсет сохранил свое состояние[835], кроме того, Его Величество требует от графа полного признания своей вины и раскаяния, тогда появятся основания проявить королевскую милость. Но кое-какие детали смущали лорда генерального атторнея. Он не без оснований полагал, что если за несколько часов до начала суда сказать Сомерсету о том, что в случае признания им своей вины король его помилует, граф воспримет это как проявление слабости Якова и выкажет свой гордый нрав («a kind of proud humour»), тогда как королю нужно, чтобы обвиняемый выказывал не гордость и упрямство, но полную покорность и раскаяние. Поэтому Бэкон предложил (через Вильерса) небольшую поправку в королевский сценарий: разговор с Сомерсетом накануне суда должен быть более жестким – Его Величество готов проявить милость к жене и ребенку[836] Сомерсета, если «правосудие и достоинство Его Величества будут спасены и удовлетворены»[837] и тогда король, возможно, проявит к графу другие милости. Яков принял план Бэкона.

Несколько часов сэр Фрэнсис провел в беседе с судьями, выбранными королем для ведения процесса. Все согласились, что Сомерсет должен предстать перед судом. Забот у лорда генерального атторнея в эти весенние дни накануне суда была немало, о чем свидетельствуют записи, сделанные им для памяти. Надо было не забыть выяснить, «следует ли поместить топор перед обвиняемым, как это принято при рассмотрении уголовных дел», «не должен ли лорд стюард[838] прервать леди [Сомерсет], если она попытается оправдывать его милость (т. е. мужа. – И. Д.)», что делать, если, скажем, двенадцать судей проголосуют за осуждение, а тринадцать или четырнадцать – за оправдательный приговор, и должен ли лорд стюард в случае, если милорд Сомерсет станет обвинять короля, прервать обвиняемого и заставить его замолчать, предупредив, что если он будет упорствовать, то он будет удален и дело будет рассматриваться в его отсутствие»[839] и т. д. и т. п. Особо занимали генерального атторнея некоторые деликатные вопросы, «questions of convenience», относительно которых король, возможно, пожелает выслушать мнения своих советников. К примеру, если Сомерсет признает себя виновным до начала суда, стоит ли в этом случае снова откладывать процесс, чтобы вникнуть в другие сюжеты, которые могут всплыть во время слушания дела, в частности о смерти принца Генри[840] и о браке принца Чарльза с испанской инфантой. Ведь пока Сомерсет «не сознается в меньшем преступлении, вряд ли он сознается в большем»[841]. Кроме того, нужно было решить, судить ли супругов одновременно или по отдельности и кто тогда должен первым предстать перед лордами[842].

Все это затягивало начало слушаний. И только 24 мая 1616 года в 9 часов утра графиня Сомерсет, одна, без мужа, была доставлена в Вестминстер-холл, где слушалось ее дело. Свою вину она признала сразу. «Это облегчает нашу сегодняшнюю задачу», – удовлетворенно заявил Бэкон, но добавил, что «этот замечательный суд» все равно должен проделать всю свою работу «от начала до конца»[843]. После чего лорд генеральный атторней детально изложил все обстоятельства дела.

Графиня отвечала «смиренно, испуганно и так тихо, что лорд стюард не мог ее расслышать»[844]. Тогда Бэкон громко изложил суть сказанного ею – «она не находит себе оправдания, но просит о милости»[845]. Все прошло гладко, графиню приговорили к смертной казни (теперь ее участь должен был решить король), и, как удовлетворенно констатировал Д. Чемберлен, «мы разошлись по домам до полудня»[846].