«Эластичная совесть» (М. Пресвич) вестминстерского декана позволяла ему успокаивать душевные муки короля и его окружения, если таковые у них были. Когда Бекингем почувствовал, что, как выразился венецианский посол, «сильные ветры дули против его корабля», Уильямс быстро нашел слова утешения: «Плывите по течению, и вы не утонете» и посоветовал принести «эту пустую парочку» (Момпессона и Мишеля) в жертву общественному гневу, ибо «нет товаров, без которых нельзя было бы обойтись»[1063]
, а потому следует «бросить все монополии и патенты этих хватких прожектеров в Мертвое море» и объявить, что его, Бекингема, едва он появился при дворе, тут же одурачили и обманули, такого юного и неопытного[1064]. Одним из таких «товаров», которые, как балласт во время шторма, следовало выбросить за борт, оказался сэр Фрэнсис Бэкон. Заодно Уильямс посоветовал Бекингему срочно отправить своего сводного братца Эдуарда Вильерса с дипломатической миссией куда-нибудь в Германию или в какую-либо северную страну, что и было сделано[1065].Была во всей этой истории еще одна немаловажная деталь. Если член Тайного совета обвинялся в нарушении закона, то его следовало предать соответствующему суду. Если же он совершал проступок, наносящий ущерб королю (скажем, давая неправильный или вводящий монарха в заблуждение совет), то разбираться с таким сановником должен был сам король. Вряд ли Кока или Кранфилда устроило, если бы судьбу Бэкона пришлось решать Якову, поскольку у них не было стопроцентной уверенности, что Его Величество примет против лорда-канцлера жесткие меры[1066]
.Но вернемся к событиям начала марта 1621 года. После выступления короля в верхней палате Бэкону и Г. Монтагю позволили сказать несколько слов. Бэкон дал краткое и убедительное объяснение своим действиям. Он сказал, что готов подчиниться решению пэров и не боится суда. «В связи с тем, что говорилось милордом Коком, – добавил Бэкон, обращаясь к королю, – я хочу высказать надежду, что на суде потомства мои поступки и моя честность предстанут в более достойном виде, чем его, и моя честность перевесит его [честность]»[1067]
.В тот же день, 10 марта, состоялась конференция. Бэкон представил материалы, подтверждающие законность монополий, по поводу которых в парламенте разгорелись страсти. Что же касается злоупотреблений, то следует признать – они имели место, но заранее их «нельзя было предвидеть, консультанты поэтому не могли принимать их во внимание; вещи могут быть законными, но их употребление – незаконным»[1068]
. И тут Кок нанес ответный удар. Он заметил, что по освященной древним обычаем процедуре Бэкон не имел права выступатьТаким образом, вместо рассмотрения вопроса о монополиях по существу все свелось к нападкам одного члена Тайного совета на другого. Яков не мог не понимать, что Бэкон прав. Его Величеству претило также, что Кок и лорды ищут и находят прецеденты не в годах правления «хороших королей», а во временах, когда трон занимали тираны и узурпаторы, сравнение с которыми Якову казалось просто оскорбительным, поскольку, к примеру, «Генрих VI был глупый [и] слабый король. И если вы (Яков обращался к Коку. –
Лорды, не имевшие привычки идти против консолидированного мнения коммонеров, предложили последним встретиться еще раз и обсудить все имеющиеся материалы относительно монополий и