Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Однако здесь следует отметить еще одно обстоятельство, несколько усложняющее общую картину. Да, Бэкон старается действовать по принципу: «Ребята, давайте жить дружно!» И тем не менее и «Новый Органон», и примыкающие к нему по содержанию другие опубликованные работы сэра Фрэнсиса временами выдают властную натуру их автора. Риторика этих сочинений соединила в себе наставительно-менторский тон учителя и оракула с повелительными интонациями не терпящего возражений диктатора globi intellectualis. Так, в «Distributio operis» Бэкон описывает свое учение как «философию, которая выводится и формируется из… правомерного, чистого и строгого исследования (inquisitione legitima et casta et severa)»[512], т. е. выражая ее характерные черты тремя прилагательными, первое из которых (legitima) оттеняет законность, правомерность этой философии, второе (casta) несет в себе морально-религиозные коннотации (нравственно безупречная, чистая, благочестивая), а третье (severa) подчеркивает строгость, последовательность и неизбежность ее утверждений и выводов. И в том же разделе folio 1620 года он пишет о своем проекте: «…мы повсюду рассыпаем предостережения, недоумения и указания, чтобы с религиозным рвением изгнать и подавить все ложные представления (omnia phantasmata), подобно тому как изгоняют бесов (tanquam exorcismo)»[513]. Некоторые исследователи видят в этом и в подобных высказываниях Бэкона, активно использовавшего такие латинские глаголы, как «ejicio», «cohibeo» и т. п., выражение репрессивного стиля автора[514], который, добавлю, прикрывается эпистемологической, культурной, исторической и прочими необходимостями, которым он вынужден следовать ради счастья человечества, подобно тому как политик-диктатор называет себя «пленником воли народа». Возможно, такая оценка несколько преувеличена (Бэкон мог руководствоваться иными императивами, скажем: «не перегнешь – не выпрямишь»), но некоторую реальность она, на мой взгляд, отражает.

И еще одно замечание, о соотнесенности неопубликованных и печатных сочинений Бэкона 1602–1623 годов. В «Cogitata et visa» он рассказывает о своих проблемах в первые годы правления Якова I:

«Между тем время шло. Он (Бэкон пишет о себе в третьем лице. – И. Д.) погрузился, более, чем ему хотелось, в гражданские дела (et ipse rebus civilibus plus quam vellet immistus esset). Но когда он думал о неопределенности жизни (incerta vitae), то, желая оставить после себя хоть что-то важное, решил высказать нечто более простое (aliquid simplicius proponi), что может быть даже и не будет опубликовано, но этого будет достаточно, чтобы не потерять в зародыше столь полезную вещь»[515].

Эти слова написаны в 1607 году, когда сэр Фрэнсис стал генеральным солиситором (plus quam vellet, если верить приведенной цитате). Бэкон жалуется, что ему нечего оставить миру – гражданских дел невпроворот, времени для подготовки проекта, должного осчастливить человечество, крайне мало, а «долгота нашей жизни ненадежна», как спустя примерно сто лет подметит наблюдательный российский император. Но ведь двумя годами ранее он (Бэкон) опубликовал «The Proficience», вещь славную, там есть один мотив, который объясняет многое в его замыслах. И вдруг неожиданное признание, что он согласен написать что-то попроще. Как понимать это «aliquid simplicius proponi»? Это, вообще, о чем? О будущем folio 1620 года с «Новым Органоном»? Или он имел в виду трактат «De Sapientia Veterum», опубликованный в 1609 году? Вряд ли. Все названное никак не «проще» изложенного в том же «Cogitata et visa». Скорее всего, Бэкон имел в виду другое: неопубликованные, а возможно и исходно не предназначавшиеся для публикации, не подцензурные тексты (все эти «Temporis…», «Cogitata…» и пр.), как раз наиболее точно выражают его мысли и замыслы, тогда как все напечатанное («The Proficience», «Novum organum», «Parasceve» и т. д.) – это уже, если и не упрощенные варианты изложения, то во всяком случае определенным образом препарированные, так сказать, recast. Вполне возможно, что реальный Бэкон был куда более радикальным и менее толерантным мыслителем, чем тот, которого мы знаем по его опусам ad publicas.

Идолы безумия

Вторая особенность бэконианского проекта «Instauratio» связана с детально изложенной в «Новом Органоне» проблемой идолов сознания. Однако предметом моего рассмотрения будет не само учение об идолах (о чем написано предостаточно), но его истоки, точнее, один из истоков[516].