Остров Робинзонов

– Дорогая малютка, – отвечал тот, – здесь нет ничего невозможного. Они способны на всякую низость, понимаете? О, я хорошо знаю этих собак! Регатоэс готовы бросить все ради удовольствия отомстить. Этот народец живет индейским перцем и сигареткой. Да наконец, после той превосходной штуки, которую мы сыграли с ними, не могут же они питать к нам нежных чувств, согласитесь сами!

– И вы опасаетесь, – спросил в свою очередь Жан, – что негодяи ожесточились против нас за свою неудачу?

– От них можно ожидать всего, и говоря откровенно, у меня только одна надежда на то, что они взлетели на воздух вместе с «Сен-Жаком», напившись до бесчувствия. Дорого бы я дал, чтобы следующий прилив принес их трупы, и клянусь тебе, мальчик, я не взял бы с них ничего за приличное погребение со всеми почестями, каких они заслуживают.

Этот балагур был решительно неистощим на веселые шутки при самых критических обстоятельствах, и его выходка была встречена громким смехом.

Беглецы с большим аппетитом поели консервов, взятых с корабля. Однако их приходилось беречь, потому что продолжительность путешествия нельзя было рассчитать заранее, а тем более угадать, когда явится возможность пополнить запас провизии. Между тем усталость одолевала так сильно, местечко для отдыха было выбрано так удачно, что путники крепко заснули. Когда они пробудились, на небе сияли звезды; ночь подкралась совершенно незаметно.

– Хо-хо! – воскликнул Каванту, вскочивший прежде всех на ноги. – Какую глупость сделали мы! Тем хуже, клянусь честью! Теперь надо ее исправить, благо мы восстановили свои силы.

– Все явились на перекличку? – с тревогой спросила Жанна.

– Все, не исключая и кошек.

Гасконец говорил правду: маленькая компания была вся налицо. Одни ягуары не воспользовались остановкой, чтобы уснуть. Да эти удальцы и не нуждались в отдыхе. Едва завидев лес, свое родимое убежище, куда они не заглядывали целых пять месяцев, молодые зверьки почуяли свободу и бросились туда, предвкушая все прелести охоты. Однако достаточно было Жану свистнуть, чтобы они вернулись на его зов.

Возвращение этих милых созданий представляло настоящее триумфальное шествие. Все трое поохотились удачно. Бархат нес за шею великолепного зайца, задушенного им в норе. Золотая Шубка тащил за лапу молодого пекари – мексиканскую свинку – месяцев шести, почти сверстника своего убийцы. Наконец, Изумруд, согласно своим более мирным наклонностям, поймал огромную рыбу, род голавля, довольно схожего по своим размерам с латусом, который водится в водах Нила и Средиземного моря.

– Молодцы, ребята! – воскликнул Каванту, хлопая в ладоши, между тем как миловидные животные, точно охотничьи собаки высшей дрессировки, положили свои трофеи к ногам Жанны, погладившей их в знак одобрения.

– Теперь садиться в лодку и марш в дорогу! Мы сварим все это на барке, – скомандовал Каванту.

Добыча ягуаров была сложена на корме; беглецы готовились уже к отплытию, как вдруг внезапный шум, донесшийся из лесу, заставил их вздрогнуть. Там раздавались яростные голоса, осыпавшие кого-то бранью. Богохульства, проклятия лились потоком, и к ним порой примешивался как будто предсмертный стон.

Ильпа, необыкновенно молчаливая со времени ухода с корабля, принялась стонать и плакать. Жанна потихоньку стала расспрашивать ее о причине такого внезапного отчаяния.

– Это он, – с горестью произнесла индианка, – это он, я узнаю его голос!

– Кто он? – с живостью спросила молодая девушка.

– Он, он! Серафим, мой муж!

– Тише! – прошептал Каванту, также узнавший по голосу своих буйных товарищей.

Маленький отряд вооружился без шума и стоял наготове, с карабином у плеча. Стоны и крики затихли. Слышался только треск сухого дерева, пожираемого пламенем. При лучах месяца Жан и его друзья увидели четыре человеческие тени, шагавшие под слабо освещенными деревьями. Через минуту тени углубились в чащу.

– Четверо! – сказал Жан. – Следовало бы застрелить их без милосердия. По крайней мере, четырьмя неприятелями было бы меньше.

– Хорошо, – возразил гасконец, – а что мы стали бы делать, если бы на нас напала целая шайка?

Он говорил правду. В теперешнем положении беглецов храбрость являлась второстепенной вещью; осторожность должна была стоять на первом плане. Им следовало думать прежде всего о бегстве, а в открытую борьбу вступать лишь в случае крайности.

– Не станем забывать, что нам надо добраться до Маканы, – прибавил Каванту.

Между тем стоны в чаще возобновились, а треск огня прекратился.

– Там, несомненно, кто-то страдает, – прошептал Жан, взволнованный жалобными криками.

– Конечно, злодеи совершили какое-нибудь новое преступление, – подтвердил южанин, пальцы которого судорожно сжимали ствол карабина. – Какая досада, что мы не могли расправиться с ними по-своему!

– Серафим! Серафим! – не переставала повторять рыдающая Ильпа.

Остальным сделалось невыносимо жутко. Плачу женщины вторило эхо предсмертных воплей, раздававшихся в лесу. Было ясно, что какой-то человек боролся там, в нескольких шагах от маленького отряда, с ужасами агонии.