Островитянин

Тюленья шкура ушла за восемь фунтов, то есть по фунту за штуку. Сейчас люди воротят морду от тюленьего мяса, а ведь некогда тюлений жир вытапливали на масло для освещения, потому что в них такого масла сколько угодно. Мало того, подари ты тюленью шкуру благородному человеку, он такое подношение принял бы с крайней неохотой. Много времени прошло с тех пор, как кто бы то ни было вообще употреблял в пищу тюленя, разве что бросал его собакам. А в той жизни для нас тюлени были хорошим подспорьем, чтобы прожить — и шкуры их, и мясо. За тюленью шкуру в те годы можно было получить пакет муки, а если у тебя в доме было тюленье мясо, ты мог бы легко обменять его по весу на свинину где угодно.

Никто не знает, какая еда для него хороша. Люди, которые употребляли всякую такую пищу, были вдвое здоровее тех, кто живет теперь. Деревенские бедняки говорили, что если бы у них была такая еда, как у жителей Дангян-И-Хуше, жизнь у них была бы как у птиц небесных. А дело-то в том, что те, у кого еда была хорошая, уже давно в могиле, а вот те, кто голодал, все еще живы и здравствуют.

Глава двенадцатая

Семья Дали с острова Иниш-Вик-Ивлин. — Девушка, с которой мы подначивали друг друга. — Мы везем свиней на ярмарку. — Иностранные подтяжки. — Песни и выпивка в большом городе. «Колдовская, неземная музыка». — «Это лучший день в нашей жизни». — Два дня и две ночи на Камне. — Я прощаюсь с самыми веселыми деньками в своей жизни.

Один год — кажется, примерно 1878-й — выдался особенно богатым на картошку, рыбу и топливо. В такой год бедному человеку бывает легче завершить какую-нибудь важную работу. Обычно в подобный год обсуждают много интересных новостей. Под Рождество того года в каждом доме на Острове забили по жирной овце. Также в изобилии было кроликов и мяса из города.

Не думаю, что где-нибудь еще в сельской местности было в то время столько мяса, сколько на Острове. Кроме того, водились и бутылки виски: какие-то из них — подарки, а какие-то куплены. Я помню времена, когда на Острове стояла всего одна печь для готовки, которую топили семь дней в неделю, не позволяя огню погаснуть.

У островитян бытовал обычай в рождественский вечер ходить из дома в дом, пока не кончалась выпивка. Под конец вечера всяк был готов отправляться на мессу, если только в состоянии спустить лодку на воду. Часто им приходилось бороться с волнами и штормом, но Бог всегда их уберегал. Ни одна бутылка в Дун-Хыне не опустошалась без того, чтобы островитяне об этом не знали или даже не участвовали. По дороге домой многие из них бывали и в легком подпитии, и даже крепко пьяные. Думаю, сейчас люди не такие стойкие, как тогда.

В то время на Иниш-Вик-Ивлин жил пастух. Звали его Морис О’Дали, и жизнь у него была хорошая — то есть это после того, как подросли дети. Прежде она была исключительно скверная. Потом появился большой спрос на рыб, которых называли омарами (это такие рыбы в панцирях), особенный спрос на них был в Англии. Дети пастуха тем временем выросли и обзавелись своей лодкой.

Тогда я и сам часто бывал на западе, на этом острове, поскольку в той стороне мы все время искали рыбу. И если рыбы попадалось недостаточно, чтоб было что везти домой, мы вытаскивали лодку на пляж, потому что как раз так нам и советовала делать пожилая пара из дома на острове. Люди говорили, что это была лучшая пара из всех, что когда-либо жили на Камне. У них все складывалось как надо, и неспроста: они вырастили пятерых сыновей и пятерых дочерей, и это были лучшие дети из всех, что рождались у одной пары за многие поколения.

Кроме меня, молодых ребят на лодке не было. Из-за этого мы с местной молодежью весело болтали друг с другом, и совсем скоро я и одна девица стали отлично проводить время вместе. Она была славная, замечательная девушка, в то время — одна из лучших певиц в округе. В тот сезон нас часто приглашали на остров, жизнь у всех текла прекрасно. Год у нас складывался очень хорошо, вплоть до самого Рождества.

У хозяина на Иниш-Вик-Ивлине водились две превосходные свиньи, и раз хозяева всегда были к нам так добры, мы обещали им, что заедем за свиньями на следующей неделе. Ярмарок в то время не устраивали кроме как по субботам.

Так вот, настал день, когда семья Дали решила перевезти свиней. Лишь только наступило утро, ко мне явился мой дядя, тот самый, которого я спас от смертельной опасности в тюленьей пещере, когда оборвалась веревка. (В то время ни за кого другого на свете я не стал бы рисковать жизнью, за исключением, пожалуй, только моего отца, хотя у него было двое других братьев и они, конечно, тоже приходились мне дядьями.)

Когда дядя заглянул к нам в то утро, я спросил:

— Ну что, есть у тебя на сегодня какие-нибудь планы?