Островок Вневременье

Мы выехали из города и понеслись по темноте. Чисто, практически пусто, и яркая-яркая луна над черной стеной леса. Интуиция обострилась настолько, что я мог предвидеть секунд за десять даже появление кочки. Ветер подвывал в щелях, словно пытался поболтать, а мы молчали. Мы с напарником всегда так болтаем: либо без умолку и перебивая друг друга, либо молча. Сейчас подходил второй вариант. Не хотелось попусту рушить ночь разговорами. Я сунул кассету в магнитолу.

Когда пройдет дождь – тот, что уймет нас,

Когда уйдет тень над моей землей,

Я проснусь здесь; пусть я проснусь здесь,

В долгой траве, рядом с тобой.

Удивительно, но когда я ставил БГ в плеере, то эта песня осталась на ленте давно позади. Когда она снова успела вернуться? Может, Машка перематывала, слушала? Нет, вряд ли. Коробка в сумке давно болталась, я ее даже и не вытаскивал. Хотя и наш веселый гебешник Влад мог пытаться отыскать запись шпионских инструкций. С него станется. Так или иначе, но песенка очень красиво легла на ночь, Луну и скорость.

И пусть будет наш дом беспечальным,

Скрытым травой и густой листвой.

И узнав все, что было тайной,

Я начну ждать, когда пройдет боль.

Не слишком-то я фанатею от БГ, но иногда просто тащусь. Вот как сейчас, когда вокруг ни огонька, ни движухи. Нуль-пространство. И мчишься в темноте, ожидая всего без всякого страха. Вот откуда такая уверенность, что не случится с нами ничего? Я ж не ясновидящий какой, а просто странный тип, не ужившийся с реалиям дня нынешнего. А в них, в реалиях этих, надо идти по головам или клянчить. Тонюсенькая прослоечка нас, кто тяжко и качественно работает, да еще при этом неплохо зарабатывает, – она не в счет. Исчезающе малый процент, за пределами погрешности. Но растет. И если все попрет так же нормально, то если не к началу второго тысячелетия, но год к две тысячи десятому нас окажется довольно много. А эти бандюки понемногу вымрут или переквалифицируются. Конечно, в политику они прут косяками, но их роли – вторые. Впрочем, черт ее разберет, Россию эту бескрайнюю. Халявщиков, по щучьему велению разъезжающих на печах, в ней всегда было куда больше, чем щук, занимающихся производством таких чудес.

Пусть идет дождь, пусть горит снег,

Пускай поет смерть над густой травой.

Я хочу знать; просто хочу знать,

Будем ли мы тем, что мы есть, когда пройдет боль.

Никогда не подпеваю этому куплету. Частенько, когда я проговаривал вслух слова про смерть, обязательно начинались какие-нибудь гадости. Нет, не то чтоб фатальные, но достаточно противные. И пусть это сто раз суеверие, рисковать я не буду. Зачем нервировать спутницу?

Игра, пост на въезде. Машина стоит, но внутри свет не горит. По тому, что никто нам радостно не машет палкой, делаем вывод: спят. И ладно, и хорошо. Поворачиваем направо и тихонечко движемся через спящий поселок. Почему-то представляю себе весь огромный мир, что расстилается за пределами нашей кибитки. Не Игра, а именно весь мир. Каковы шансы, что двое таких же, как мы, олухов пробираются морозными трассами через спящие поселения? Кто знает, чем заняты люди ночной стороны мира. Тут много вариантов. Кто-то впервые оказался в постели с девчонкой, а кто-то блюет с перепоя. Люди. Они смеются, плачут, спят… Все, все, все одновременно.

Снова выбираюсь на трассу. Еще сотню с гаком верст переть, но дорога приличная, надолго не застрянем. Набираю ход. Очень скоро Автолыч тихонько задремывает и начинает всхрапывать. Распечатываю очередную пачку и закуриваю, поругивая себя за неумеренное потребление никотина.

Вот ить гадость приставучая. Черт бы побрал Сашку по кличке Шеф за то, что в свое время подсадил нас на сигареты. Всем нам тогда было по одиннадцать-двенадцать и мозги работали не так уж здорово, к сожалению. Оттуда и потянулся способ самоубийственного выпрямления нервов. А трасса прям-таки шлифует порок. До неправдоподобного блеска отшлифовывает. Высасываю в машине по три пачки за день, капитально убивая легкие и глотку. Накуриваюсь так, что ажно голос садится на финише. И никак не могу контролировать количество сигарет: все время нахожусь в своеобразной нирване, в полуотключке от реальности. Руки, ноги, рефлексы – все работает по выверенной до последней черточки программе, а мозг загружен мыслями чуть не из всех ящичков-хранилищ. Даже тех, что находились под слоем пыли чертову уйму времени. Где уж тут следить за сигаретами?