— Нет, — сказал он, — дело не в этом. Я рад, что ты поцеловала меня. Очень рад, Мардж. — Он поднял взгляд. — Действительно рад.
— Ну…
— Но ты правильно упомянула сегодняшний вечер. Все, что случилось сегодня, вся эта запутанная последовательность событий… это… это похоже на то, как человек идет, спотыкаясь, в тумане и вдруг выходит на яркий солнечный свет. Что-то вроде этого. А кроме того, сегодня я неожиданно для себя сделал одно открытие. Ты только задумайся, Мардж. Точнее будет даже сказать — несколько открытий, причем далеко не все из них приятные, а некоторые попросту вселили в меня чувство страха.
— Страха, Грифф? Страха перед чем?
— Идя по коридору следом за Макуэйдом и тобой, я испытывал небольшое раздражение из-за того, что мне вообще приходится заниматься этим. В сущности, Макуэйд мне никогда не нравился, но мне также была не по нраву перспектива вступать с ним в схватку, защищать тебя или… ну, в общем, заниматься всем, что с этим связано. А потом меня словно осенило, и я понял, что все, что я делаю, — это абсолютно правильно. Когда Макуйэд высказался в твой адрес, я хотел дать ему в зубы, но…
— Что он сказал?
— Это не важно, Мардж. Важно то, что я хотел ударить его. Возможно, это была глупая идея, потому что он мог отметелить меня до полусмерти, но я все равно хотел ударить его. А потом он протянул мне руку, и внутренний голос подсказывал, чтобы я не принимал его сальную ладонь, но что-то другое втолковывало мне, что нельзя отвергать предложение дружбы. Это что-то было… наверное, это можно назвать приличием или вежливостью. Когда человек протягивает тебе руку, ты отвечаешь ему тем же. Если ты воспитанный человек, то ты поступаешь именно так.
А потом… потом Макуэйд превратил рукопожатие в кое-что еще, и я понял, что в нем самом нет и намека на приличие или воспитанность. Это открытие привело меня к следующему — к осознанию его полной власти, причем власть эта носит омерзительный характер. Я хотел как-то противостоять этой власти, но оказался бессилен. Все, что я мог сделать, — это молча терпеть причиняемую мне боль, не крича от боли, не произнося ни слова. И это наполнило меня некоторым чувством гордости; даже корчась на коленях у его ног, я испытывал эту гордость.
Но одной гордости, Мардж, все же недостаточно. Как ни крути, а Макуэйд вышел победителем, он опрокинул меня на пол, а потом отшвырнул, как что-то ненужное или надоевшее. Вот тогда-то в меня и начал закрадываться страх. Я продолжал испытывать его, сидя в машине. Он остановился за несколько мгновений до того, как превратил мою руку в груду лохмотьев, но представь, что он этого не сделал бы, а продолжал терзать мою руку, пока не сломал бы ее, после чего он изнасиловал бы тебя, ну, или что-то в этом роде. Представь, что он сделал бы все то, чему я воспрепятствовал в самом начале, когда его еще можно было остановить.
А сила его откровенно напугала меня. Его силу можно уподобить некоей громадной твари, к которой нельзя даже прикоснуться и перед которой все мы бессильны. Страх усилил мои эгоистические настроения. Меня явно встревожила перспектива дальнейшей работы. Я уверен, Мардж, что он меня уволит, не далее как утром в понедельник я буду уволен. Но что-то внутри меня говорило мне, что работа — это не главное, о чем следует тревожиться. Главное — это Макуэйд. Его надо остановить, но я не знаю, как это сделать. Помоги мне, Мардж, подскажи что-нибудь.
— Грифф…
— Ты только что поцеловала меня. Поцеловала, когда я пребывал в пучине страха и беспомощности. Просто чмокнула в щеку, и я мгновенно понял, что это было самое разумное и естественное, что только может существовать на свете после того, как Макуэйд повел тебя из комнаты. Самое разумное и единственное, и, о Боже, это как если мальчишка всю свою жизнь видит живущую по соседству веснушчатую девчонку, а в один прекрасный день обнаруживает, что у нее уже нет прежних тонких косичек. Старый как мир пример, но в данном случае он оказывается вполне уместным, и я считаю, что твой поцелуй был самым естественным событием на свете, но… Мардж, я сам не знаю, что я говорю, что я пытаюсь сказать. — Он беспомощно покачал головой.
Ее глаза снова наполнились слезами, и она была уверена в том, что все ее чувства сверкали в этой влаге глаз.
— Я не знаю, Грифф. Что ты хочешь сказать?
— Мардж, я знаю, что я хочу сказать, но это невозможно, и я считаю глупым даже касаться этой темы, потому что так, как все задумано, это никогда не произойдет. И все же у меня такое чувство, будто все это осуществилось, и я знаю, что так оно и есть, потому что о себе я уже больше не беспокоюсь. К черту работу, пускай катится куда подальше. Я боюсь только за то, что едва не случилось с тобой, боюсь того, каким может быть следующий шаг Макуэйда, причем не в отношении меня, а по отношению к тебе, Мардж. Я понимаю, что все это глупо, мое чувство здравого смысла говорит мне, что это глупо, и все же я знаю, о чем говорю.
Она обошла стол, снова остановилась за спиной у Гриффа, обняла его голову и очень мягко спросила:
— Что ты знаешь, Грифф?