Освещенные окна

Костер из бумаг, когда черный дым валил из окон вагона, уничтожение оружия и то, что околоток в полном составе незаметно перешел в санитарный поезд, — все это удалось только потому, что наши — случайно или нарочно — оставили на станции цистерну со спиртом. По перрону бродили пьяные солдаты, ночью откуда-то доносилось нестройное пенье.

Однако нельзя было сидеть сложа руки. Надо было либо спрятаться где-нибудь в Балашове и дождаться подхода кавалерийской бригады, либо сразу же, не теряя времени, бежать из плена.

К утру решили спрятаться, и Лев, отправив Наталью Васильевну в санпоезд, приказал одному из своих санитаров прицепить к фуражке ленточку «С нами бог» и пошел с ним в город. Он рассчитывал два-три дня провести

у одного адвоката, в семье которого останавливался Михайлов. Но навстречу им, в палисадник, выбежала девочка лет пяти и сказала весело:

— А у нас офицеры!

Едва ли она разбиралась в политической обстановке; без сомнения, ее родители увидели брата через окно.

Ничего не оставалось, как вернуться на вокзал, притвориться раненым и присоединиться к санпоезду, который был еще ни белым, ни красным; врачи «представились новому начальству», персонал колебался, не зная, как поступить, раненые застыли в тревожном оцепенении. С перевязанной здоровой рукой, Лев нашел своих лекпомов и с первого взгляда понял, что случилось несчастье — в местной, балашовской, газете было напечатано сообщение, что Михайлов расстрелян.

Он условился с лекпомами, что они не скажут об этом Наталье Васильевне. Но, может быть, ей уже попалась на глаза эта газета? Он смотрел на нее и думал: «Знает или не знает?» Через несколько дней, в Пензе, куда откатился штаб и где они встретились с Михайловым, который был жив и здоров, она показала мужу газету. Прочла, знала и не выдала себя ни голосом, ни взглядом.

Наутро стало ясно, что в поезде оставаться нельзя. Брат отправился к Нестерову и застал у него корпусного врача в погонах и с врачебными знаками царского времени: над чашей, в которой сплелись две змеи, сложил крылья двуглавый орел. Нестерову оставалось только одно: представить ему брата.

— Когда кончили университет?

Лев ответил.

Специальность?

— Бактериолог.

— Вот и прекрасно! Вы даже не представляете себе, как нам нужны бактериологи! Лаборатория — в Новочеркасске. На днях поедете туда. Есть возражения?

Лев ответил, что возражений нет. Кстати, он никогда не был в Новочеркасске. Говорят, красивый город?

— О да!

И после короткого корректного разговора брат вернулся в поезд. Что делать?

Тем временем Наталья Васильевна узнала адрес одной «безопасной» семьи — отец и сын служили в Красной Армии. Может быть, удастся скрыться у них?

Обогнув центральную улицу, они прошли через весь город. Никто их не остановил. Быть может, белая косынка медицинской сестры, которую носила Наталья Васильевна, страховала от опасного любопытства?

Маленький домик, до которого они в конце концов добрались, был заперт и пуст. На окнах — ставни, во дворе — ни души.

Они просидели на скамеечке часа полтора. Никто не пришел…

Откуда-то с юга слышалась ружейная перестрелка. они решили вернуться.

«Санпоезд белые, без сомнения, немедленно отправят в тыл, — думал Лев. — Но эвакопункт останется в Балашове. Ведь они наступают — и, по-видимому, быстро. (Перестрелка усилилась, и к ней присоединилась артиллерийская канонада.) Кажется, начальник эвакопункта — порядочный человек. Кстати, я не видел его среди тех, кто шел представляться новому начальству».

Первый человек, которого они встретили на станции, был начальник эвакопункта. Он бежал куда-то с чемоданчиком в руке и, увидев Льва и Наталью Васильевну, приостановился:

— Вы куда, доктор?

— Мы хотели навестить раненых.

— Немедленно за мной! И сестра, разумеется, тоже.

Недаром он так спешил: к вокзалу стремительно приближался шум нарастающего боя.

Начальник эвакопункта побежал к поезду — паровоз уже разводил пары. Лев и Наталья Васильевна отстали от пего, свернули и спрятались под порожняком, стоявшим на запасных путях; не они одни надеялись «зацепиться». Среди санитаров, лежавших под вагонами, Лев нашел весь свой околоток.

Вдруг шум боя умолк — ему показалось, что надолго, хотя прошло десять или пятнадцать минут. Потом тишина, такая глубокая, что он услышал тревожное дыхание лежавших рядом людей, сменилась тяжелым топотом конницы, донесшимся издалека — и сразу же ближе и ближе. Кавалеристы промчались через станцию.

Один из санитаров закричал радостно:

— Наши!

Это была та кавалерийская бригада, о которой Михайлов говорил брату.

3

Санитарный поезд никуда не ушел. Кто-то из красноармейцев изловчился снять крюки, и паровоз увез только два вагона.

История ближайшего дня рассказана с характерным для брата лаконизмом. Кавалерийская бригада взяла Балашов отступая и задержаться в городе и на стации не могла. Она отступала, выходя из окружения, пробиваясь к тем, кто с нетерпением ее дожидался; судьба отвела лишь неопределенно-краткие часы для выбора: уйти с бригадой или остаться и перейти к белым?