До вечера пираты хоронили своих погибших товарищей, а после устроили поминки. И гудели полночи. С утра помышлять о дальнейшем походе даже смысла не было. Атаманы ругались, орали, но не могли заставить людей выйти. Только после обеда кое-как вожаки смогли организовать своих людей, и вновь пойти к побережью. Бом – сумрачный и раздражённый, трясся на проклятой лошади, морщился от боли в седалище и поглядывал на дозоры, идущие по бокам от огромной ватаги. Но, не успели пираты пройти десятка лье, как головной дозор опять взорвался. Правда, на этот раз погибло всего двадцать пиратов. Намного меньше. Но даже эта потеря разозлила Бома, для которого такая блестящая победа уже превращалась непонятно во что. И снова похороны в разграбленной деревне. И снова поминки. И на этот раз тостов за здравицу удачливого атамана было намного меньше. Хмельные пираты недобро посматривали на Пертока, и в открытую начинали говорить, что нападение на Хембо, быть может, было и не такой уж большой удачей.
Они оказались правы. Следующая неделя превратилась в настоящий кошмар. Пираты погибали от разрывов постоянно. На третий день они перестали справлять поминки. Быстро закапывали погибших возле дороги и угрюмо шли вперёд, даже не нуждаясь в окриках вождей. Все хотели как можно быстрее оказаться подальше от проклятой суши, на борту своих кораблей, чтобы благословенная вода и покровительство Энки вновь простёрлись вокруг них, жителей острова Венц. Но их чаяниям так и не удалось сбыться.
На седьмой день похода двухтысячная ватага откололась от основной орды и ушла левее. Бом Перток даже не спорил, когда атаман этого отряда Барт Бромс пришёл и заявил, глядя левее, что его люди решили добираться на Венц самостоятельно.
– Уйдёте без добычи, – хмуро бросил Перток.
– Нам обуза ни к чему, – пожал плечами Бромс. Развернулся, и ушёл, крепко втыкая свои крепкие, кривые ноги в пыль проклятой степной дороги.
Когда ватага уходила, многие пираты смотрели вслед задумчиво. И, наверное, завистливо. Но наутро зависть сменилась ужасом, когда вдоль дороги пираты увидели сложенные сотни голов – всё что осталось от лихой ватаги Бромса. Голова самого Бромса была здесь же – возвышалась на шесте, воткнутом в землю, а во рту атамана… были его же гениталии. Даже жестоких, видавших виды пиратов проняло от такого расклада. Многих вырвало прямо здесь. Морских разбойников трясло. И они открыто проклинали тот день, когда послушали своего атамана, и решились напасть на Хембо.
Бом Перток был уверен, что пираты, не раздумывая, продали бы его Карателю, только б остаться в живых и избавиться от ужаса, преследовавшего их вторую неделю. Но самое страшное, что за всё это время они так и не увидели ни одного врага. Было такое ощущение, что какие-то страшные боги или демоны разгневались на сынов Венца, и мстят им с особой жестокостью. Пара пиратов после зрелища из отрубленных голов просто тронулись умом. И их убили свои же товарищи из жалости. Зато теперь ни одна из ватаг не спешила отделиться от Пертока, и все шли вместе. Под конец второй недели, когда до моря оставалось максимум пять-шесть дневных переходов, на минах вновь погибли полсотни пиратов. Но была одна радость – в селении, которое пираты по обычаю разграбили, они нашли караван с прекрасным нергальским вином. После похорон атаман собрал вконец деморализованных людей.
– Сыны Венца! – заорал Бом, надсаживая глотку, – Враг подло прячется только потому, что боится нас! Затей он вступить с нами в открытую схватку, и мы уничтожим его, как уничтожили таких же северян в Хембо! Я обещаю вам – мы доберёмся до кораблей и отправимся домой, а после, я клянусь, что заставлю этого труса, боящегося вступить в схватку, сильно пожалеть о том, что он сделал! Пусть он бежит, как крыса, прячется в ночи и подличает! Я найду его, не будь я Бом Перток! А сейчас помянем своих товарищей, и с утра пойдём домой!
Пираты выслушали своего предводителя молча. Без характерных для таких речей криков. Без хвастливых обещаний намотать кишки врага на копьё, отрубить конечности и скормить рыбам. Беспощадные к безоружным, не умеющим дать отпор людям, пираты быстро прочувствовали весь ужас беспомощности при столкновении со страшным, и не менее, а может, и более беспощадным и ужасным врагом. Привыкшие вселять страх, сами они, как оказалось, боялись ничуть не меньше своих жертв. И этот ужас, поселившийся в их душах, не давал разумно мыслить.
Глава 5
Ночь, наш верный друг и союзник, укутала степь сумрачным одеялом. Торре стоял рядом со мной молча. Он привык доверять. И я был благодарен ему за это:
– Сегодня, шевалье Торре Милтон, мы отомстим за твоего брата и наших погибших товарищей!
Я первый раз обратился к нему по титулу, и Милтон наклонил голову, показывая, что услышал и оценил.
– Эти скоты опять перепились. На этот раз вином с чудесным южным снотворным. Прикажи вязать всех. Убивать по минимуму. Каждый должен прочувствовать те боль и ужас, которые они веками несли на земли добропорядочных людей! Давай приказ к атаке!