Освободитель

Торре вновь кивнул, и растворился в ночи. Я стоял на небольшом холме и ждал. Милтон сам руководил операцией, и я не мог позволить, чтобы это делал кто-то кроме него. Десятки с арбалетами скользнули к селу и огромному лагерю вокруг него. Двадцать пять тысяч – внушительная орда, которая не могла разместиться в ста избах вновь разграбленной и уничтоженной деревушке. Мне показалось, что даже отсюда я услышал треньканье арбалетов. Зловещее пение тетив, исполняющих похоронную песню для немногочисленных караулов перепившихся пиратов. А потом в лагерь разбойников тёмными тенями скользнули легионеры. Кое-где слышался шум, скоротечный, быстро перерастающий в хрип. Через час Торре сам подошёл ко мне:

– Вашество, все пираты связаны!

Я улыбнулся, не надеясь, что мой сподвижник увидит улыбку в темноте, но надеясь, что прочувствует её:

– Хорошо, Торре, ждём утра!

В девять утра, когда солнце уже вовсю припекало, мы выстроили связанных, обезоруженных пиратов огромными, нестройными рядами. Вперёд вытянули изрядно избитых атаманов. И первыми – главного – Бома Пертока и его заместителя Вима Вертока.

Я вышел перед строем и заорал, стараясь, чтобы меня услышали все пленные:

– Ваши злодеяния на этом материке превысили чашу терпения богов, и они послали меня для того, чтобы покарать виновных! На счету каждого из вас десятки загубленных жизней. Убийства. Грабежи. Изнасилования. Сегодня мы положим этому конец. И те из вас, кто переживёт сегодняшний день, пусть расскажут другим, что ждёт пиратов здесь, если они придут с мечом!

Я кивнул Торре, и он с мёртвой улыбкой вышел вперёд. Двое его разведчиков за волосы дёрнули атамана разбойников, ставя на колени. Вместо плахи служил огромный камень, куда они положили правую руку Бома. Торре коротко размахнулся молотом и размозжил ладонь пирата. Тот утробно заорал, извиваясь в крепких руках легионеров. Те лишь убрали правую ладонь с камня, и положили туда левую. Ещё удар, и Перток взвыл ещё сильнее, глядя, как его ладонь превращается в кровавое месиво из осколков костей, лохмотьев мяса и кожи. Так началась казнь атамана пиратов…

Торре убивал Пертока около часа. Размозжил почти все кости. Потом стал отрезать конечности. Чтобы пират не сдох раньше времени, один из магов – друг погибшего Ройса, время от времени прикладывал к атаману лечебный амулет, и казнь продолжалась вновь. Под конец обрубок, бывший некогда грозным пиратом, подвесили за культи ног, и Торре вспорол ему брюхо, заставляя вывалиться вниз кишки. В этом состоянии Бом прожил ещё минут двадцать. Когда он умер, Милтон повернулся к помощнику атамана и впервые за всё время улыбнулся:

– Теперь ты!

Вим Верток от улыбки Торре потерял сознание, и пришлось его брызгать водой и хлопать по щекам. А потом казнь началась по новой. Я всё- же не выдержал. Пошёл в какой-то дом деревенский. Тем более, знал, чем всё закончится. Мы оставим десяток пиратов. Как вестников. Остальных казним. Такой приказ я отдал, и мне было не жалко этих двадцати тысяч. Я увидел, что они делают с сёлами и городами, где проходят. Ни одного выжившего. Ни одной неизнасилованной. Дикие звери по сравнению с этими тварями в человеческом обличии просто невинные ягнята. Но ужасало другое – эти морские шовинисты не видели в людях с материка себе ровню. Относились ко всем, кроме пиратов, как к тряпью, мусору. Эдакие островные фашисты, расползавшиеся, словно раковая опухоль, и уничтожающие всё, до чего могли дотянуться. И если со зрожами всё более-менее было ясно – совсем другая раса, то эти вроде свои же, человеки! Оттого их злодеяния поражали более всего.

Даже непонятно, как они с Басманом сумели договориться. До этого ни разу таких случаев просто не было. Приходили. Грабили. Вырезали. Уходили. Ну, или вырезали их, что было непросто. Пираты были непредсказуемы, и неуловимы практически. Пока короли войска соберут, пока приедут, пиратов уже и след простыл. Лишь сожжённые да разорённые деревушки и городки. Потому и решил я не просто за людей отомстить, но и дать понять зарвавшимся разбойникам, что на любую силу не меньшая сила найдётся! А жестокость в обе стороны работает.

После обеда мои легионеры перебили всех пиратов. Как и приговорили – усекновением головы. Десять пиратов, которым каждому отрубили кисть правой руки, отпустили. Пусть прут к себе домой, и рассказывают о случившемся. Может, наукой станет. А нет – будем дальше учить.

Тела специально не стали хоронить – много чести! Пусть всяк идущий по этому тракту видит, что и беспощадные пираты такие же смертные, как все. А к вечеру отошли подальше от места казни и привычно разбили лагерь. Я уже собирался заснуть, как услышал писк Здика:

– Серж! В нашу сторону движутся полсотни всадников!

Сон слетел, как трусы прости.. те местные боги, гулящей девушки при виде полновесных золотых монет. Я выскочил из шатра, и крикнул Рузера и Яга.

– Как далеко всадники? – спросил Здика.

– Шиб докладывает, если скорость не сбросят, будут тут через двадцать минут!

– Торре, твою дивизию! Где твоя разведка? К нам полсотни всадников скачут, а ты ни ухом, ни рылом?