За двадцать лет, которые прошли между «Прекрасной мечтательницей» и «Волчьим дождем», в японском обществе произошли значительные изменения. Спад, который начался в 1989 году, продлился целое десятилетие, после которого экономика страны еще полностью не успела восстановиться, разорвал социальное полотно под названием «Japan Inc.». Многие вещи, которые раньше воспринимались как само собой разумеющийся факт – пожизненный наем в крупных корпорациях, гомогенность классов, культуры и ценностей, ориентирование на интересы группы и социальная сплоченность – теперь ставились под вопрос. Стремительное развитие технологий, особенно в области компьютерной техники и беспроводной связи, многие встретили с одобрением, но другие им резко противились, считая, что они приводят к обезличиванию мира и исчезновению истинной социальной близости. В то же время участились насильственные и имущественные преступления (хотя по западным меркам их число по-прежнему оставалось невелико), а также самоубийства. За двадцать лет усугубились проблемы травли в школе, отказа от посещения занятий и развелись так называемые одинокие паразиты (не состоящие в браке молодые мужчины и женщины, которые продолжают жить с родителями).
Многие японцы среди самых угрожающих тенденций последних лет отмечают гендерную нестабильность, потому как многие мужчины и женщины начали ставить под вопрос свои исконные роли в обществе. Средства массовой информации и правительство бьют тревогу по поводу поведения женщин, в особенности в отношении брака и детей. Двадцать лет назад японки выходили замуж и рожали детей намного раньше. Эксперты полагают, что молодые японки стали считать брак обременительным, особенно в сравнении с относительно свободной холостой жизнью. По данным исследования 1994 года японки чаще, чем прогрессивные американки или традиционные кореянки, отзывались о браке в отрицательном ключе[165]
. Еще сильнее пугает тенденция сексуализации девочек, примером которой может послужить эндзё-косай. Это практика, принятая среди школьниц среднего и старшего возраста, встречаться со взрослыми мужчинами за деньги, чтобы покупать себе дорогостоящие потребительские товары, такие как сумочки Louis Vuitton. В этих веяниях явно прослеживается влияние сёдзё как символа чрезмерного потребления, удовлетворения капризов и свободы от ограничений и тягот японского общества.Многое связано с меняющимся статусом женщины в Японии, но не стоит забывать, что и понятие мужественности также находилось в смятении достаточно продолжительный период времени. Пожалуй, сильнее пострадали ставшие традиционным явлением белые воротнички или «офисный планктон», в число которых входил «каждый мужчина, который в течение десятилетий Japan Inc. нес на своих плечах японскую экономику, и который теперь стал жертвой этой экономики»[166]
. Сегодня офисные работники вызывают «острое чувство опустошенности», так как «японцы среднего возраста продолжают сплачиваться в корпоративные коллективы, которые больше не помогают им обрести цель и смысл существования»[167]. Культура японских мальчиков выглядит также проблематично, потому что в средствах массовой информации постоянно появляются тревожные сообщения об их жестокости и безответственности. Даже в такой сфере, как спорт, некоторые игроки считают мужественность устаревшим понятием. По словам молодого игрока в регби, «японцы не настолько мужественны (отокорасии). Они следуют моде и подхватывают тренды, которые совсем не предназначены для мужчин… быть мужественным сейчас немодно»[168].Однако картина не является повсеместно негативной. Хотя игрок в регби и сожалеет об исчезающей традиционной форме мужественности, другие мужчины находят новые оттенки в мужском облике. Например, антрополог Тога Футоси провел исследование молодых японских мужчин, в ходе которого опрашивал испытуемых, которые открыто воспринимали идею смены гендерных ролей, особенно касательно положения женщин в их жизни. Несколько респондентов Тоги выразили желание помогать вести домашнее хозяйство будущей жене и поддерживать развитие ее карьеры. Образ жизни, который надежно был закреплен исключительно за женщинами, начал привлекать новых участников. В сообщении об увлечении кулинарией среди мужчин в Японии Аояма Томоко пишет: «Мужчина-повар прежде никогда не обладал таким высоким статусом, каким сегодня его наделили современные средства массовой информации и популярная культура»[169]
. На поприще популярной культуры некоторые молодые мужчины стали интересоваться продуктами, которые изначально выпускались для женщин, например милые (каваи) игрушки и предметы коллекционирования.У японцев также появилось больше свободы для экспериментов с собственным сексуальным самоопределением. За последние десять лет геи и андрогинные мужчины хоть и не получили широкого признания, но все же повысили свой социальный статус и заняли наиболее выгодное положение со времен периода Тайсё (1912–1926)[170]
, когда в Японии происходили значительные, если не радикальные перемены.